Гарантия безопасности

Эвелин Вульф лежала, откинувшись на спинку сиденья, глаза ее были закрыты, маска искушенности исчезла с лица. Она казалась удивительно молодой. Совсем молоденькой жаждущей девушкой.

— Продолжайте! — впервые за весь вечер она обратилась к нему с мольбой.

— Ну, а если знаешь, что умрешь, то представьте себе, до чего же чарует и впечатляет мысль, что обладаешь властью унести с собой всех остальных. — Гротешель выкладывал то, в чем никогда не признавался самому себе ранее. — Вот они все, населяющие Землю, бесчисленные миллионы, темные массы, красавцы и таланты, друзья, враги… В общем — все, со всеми их надеждами и планами. И все они мертвы: рождены быть убитыми, но не знают об этом. А знает только один — тот, чей палец на кнопке и кто может ее нажать.

Эвелин Вульф не застонала, нет. Звук, вырвавшийся из ее уст, скорее походил на взвизг изумления. Так мог бы взвизгнуть ребенок… стань он свидетелем жестокости.

— Остановите машину на боковой дорожке, — велела она.

Гротешель повиновался.

И только заглушил двигатель, как аккуратно причесанная головка прижалась к нему. Ему никогда не приходилось переживать ничего подобного. Эвелин Вульф яростно целовала его, шептала что-то на ухо, жадно вцепившись в него руками. Гротешелю даже померещилось, что кто-то, превосходящий в силе, насилует его. Но шептала она слова такой покорности, что они разжигали в нем самые звериные инстинкты.

Позже Гротешель так и не смог разобраться в охвативших его тогда чувствах. Слишком мгновенно перемешались и откровение, и стыд, и ощущение чудотворно дозволенной непристойности — казалось, он сжимал в объятиях ребенка, хотя знал, что обнимает женщину, — и ее слова, перешедшие в хриплые стоны, и животная гордость, что его расплывшееся тело еще способно на многое, и то, что все происходило на крошечном пространстве между приборной доской и кожаной спинкой сиденья, и мягкие руки, сжавшиеся в клешни, и треск рвущейся одежды, и запах дорогих духов, смешавшийся с запахом ее пота, и — самое главное — ощущение полной неожиданности происходящего.

Когда, наконец, он уложил ее миниатюрное тело в угол сиденья, он думал, что умиротворил ее полностью. Он ошибся. Глаза ее по-прежнему блестели, она снова подвинулась к нему, взяла его руку и поднесла к губам. Поцеловав его ладонь, она взяла в рот мизинец и вдруг укусила так больно, что он подпрыгнул.

И вдруг пришла мысль, от которой Гротешель всегда старательно прятался. Внезапно он понял, что в собственной его душе переплелись два знания смерти. Публично он был достопочтенным верховным жрецом всеобщей смерти. Из тьмы секретных обсуждений он возвысил диалог на эту тему до вершин снискавшего уважение мастерства. И овладел этим искусством сполна. Почти одной лишь силой своего ума и упорства он приучил общество к мысли, что спокойное, бесстрастное и логичное обсуждение всеобщей смерти можно превратить в привлекательное занятие. Тонкостью подхода и логическими новациями он превратил смерть цивилизации в форму стиля и образа жизни.

Но сейчас, когда тело ныло от боли и пот въедался в рубашку, он вдруг осознал, что в нем сидит зверь его собственной смерти. Он понял, что всегда боялся женщин, потому что в каждой горело пусть и подспудное, но неугасимое стремление любить человека до смерти. Эвелин Вульф просто была прямее и откровеннее, чем все остальные. Она безжалостно, как должное, выжмет из него все соки, выпьет всю энергию, опустошит его тело одной лишь ненасытной жаждой секса.

Гротешель понял, что никогда в жизни не пытался различить любовь и секс. А теперь — слишком поздно.

Вырвав руку, он завел двигатель, резко рванул с места, и, нажимая на акселератор, промчался сквозь Рок-Крик-парк. Выезжая из парка, он расхохотался. Никогда больше он не глянет в глаза таящемуся в нем зверю его собственной смерти. Ему и не надо — ему служит талисманом иная, всеобщая, великая смерть. Этого любому будет достаточно. Но мало у кого это есть.

Когда Гротешель затормозил у дома Эвелин Вульф, та, прижавшись, к нему, пригласила зайти. Наклонившись, он сильно и резко хлестнул ее рукой по открытому рту. Она не отшатнулась, не вскрикнула. Она даже не шелохнулась. Она просто молча сидела, и в глазах ее читалась боль утраты. Подождав с четверть минуты, она отворила дверцу и ровной походкой пошла к дому.

Без десяти десять Гротешель нарочито медленно вошел в здание Пентагона, ничем не показывая, что всеми силами стремился не опоздать, и не проявляя ни малейшего признака озабоченности тем, что предстоит. За те четыре часа двадцать минут, что он бодрствовал, Гротешель выстроил свое выступление на предстоящем брифинге, предугадал реакцию некоторых министров и генералов и продумал аргументацию, которую оставил про запас на случай их возможных возражений.

Наступающий день обещал быть еще более приятным, чем обычно.

Глава 8 ПРЕЗИДЕНТ И ПЕРЕВОДЧИК

Президент сосредоточенно глядел на карандаш. Он поднял его к свету и, казалось, тщательно изучал надпись на боку, изумлялся шести его граням, восхищался грифелем.