Гарантия безопасности

На земле «виндикейтор» выглядел неуклюже. Обвисшие крылья, высоко задранное шасси — чтобы можно было подвесить под фюзеляжем объемистый контейнер. Контейнер нес дополнительный груз бомб, либо ракет «воздух — воздух», либо горючего, либо приборов, дезориентирующих радары ПВО противника. Изящно спроектированный контейнер придавал «виндикейтору» еще более могучий вид. Однако на земле застывший в неподвижности «виндикейтор» напоминает голенастого фламинго с его невероятно длиннющими ногами, отходящими от мощного тела.

В воздухе же «виндикейтор» неописуемо прекрасен. Расправляются крылья, втягивается шасси, машина обретает черты ювелирно отточенной завершенности. Внутри она еще более утонченна и элегантна. Будучи сложнейшим произведением инженерного искусства, она управляется всего тремя людьми. Все миниатюризировано, автоматизировано, серво-механизировано и транзисторизировано. Экипаж состоит из пилота, штурмана-бомбардира и бортстрелка, но машина настолько автоматизирована, что управлять полетом, бомбометанием и ведением огня из бортового оружия по силам одному летчику.

У людей постарше, типа Грейди, были и иные причины, помимо чисто эстетических и технических, любить «виндикейторы». Они понимали, и для некоторых из них понимание граничило с отчаянием обреченной любви, что эти самолеты могут стать последними в своем роде. Разве что «РС-70» чем-то будет походить на «виндикейтор», но старики знали — им на нем уже не летать. «Виндикейтор» — вот их последний самолет. «Виндикейтор» довел слияние пилота и машины до высшего возможного предела. Последующая за ним модель, безусловно, станет столь скоростной, изощренной и сложной, что будет беспилотной. Не самолет уже, а управляемый снаряд.

Экипаж же «виндикейтора», с гордостью думал Грейди, все еще сохраняет самостоятельность в управлении машиной, и штурвал все еще слушается пилотской руки. Мы все еще читаем приборы, мы все еще сами должны бросать вопящую от негодования, протестующую машину в крутой вираж.

Бомбардир и бортстрелок прошли мимо Грейди к машине и полезли в кабину. Как свойственно большинству летчиков помоложе, на самолет они и не взглянули. Просто протиснулись в люк, держа в руках планшеты, торопясь занять свои места, застегнуть гермошлемы и приступить к работе.

Грейди еще раз окинул взглядом отточенные черты «виндикейтора», не замечая голенастого шасси, и полез вовнутрь. Две минуты спустя ревущая машина уже выруливала на взлетную полосу. За ней выруливали на взлет остальные пять бомбардировщиков. Тремя часами позже они шли на высоте 60 000 футов в холодном небе над Аляской. Только-только начал заниматься рассвет.

Заняв свои места и пристегнувшись, члены экипажа «виндикейтора» уже не могут покинуть их. Самолет так набит аппаратурой, что трое летчиков сидят в своих креслах, как в крохотных гнездышках. Переговариваться они могут по внутренней связи и, при желании, обычным путем, сняв для этого нижнюю часть шлемов. Но кроме как по внутренней связи летчики говорили редко. Да и вообще члены экипажа почти не говорили друг с другом без крайней необходимости, отчасти потому, что были от этого отучены, отчасти потому, что редко были хорошо друг с другом знакомы.

С недавних пор в стратегической авиации вошло в практику бессистемно тасовать экипажи бомбардировщиков с целью добиться от личного состава полной униформичности действий, превратить летчиков из личностей, имеющих индивидуальные особенности, в абсолютно идентичные, взаимозаменяемые винтики единого механизма. Учитывая стоимость, скорость и значение «виндикейторов», никто не был расположен гарантировать успех выполнения задания сплоченностью или боевым духом экипажа.

«Нет, здесь на борту — отнюдь не братья по оружию», — подумал Грейди. Со своими сегодняшними напарниками он раньше встречался, но никогда толком не разговаривал. И знал, что в полете тоже особенно разговорчив не будет. Каждый в своем гнездышке имел собственные обязанности: каждому приходилось следить за сотнями циферблатов, проверять сотни датчиков, нажимать сотни кнопок.

В случае фатальной катастрофы каждое кресло автоматически катапультируется из самолета на огромной скорости и, сохраняя собственные системы управления и обеспечения кислородом, благополучно вернет летчика на землю либо на воду. Так, во всяком случае, гласила теория, но еще никому не удавалось катапультироваться из «виндикейтора» на предельной скорости, не получив при этом тяжелых увечий. На предельной скорости катапультируемой капсуле придавалось ускорение, превышающее скорость полета пули, и воздух — обычно столь нежный и мягкий — внезапно становился жестким и твердым.

Катапультируемого летчика било и швыряло самым безжалостным образом. Экипажи бомбардировщиков старались даже не думать об этом.