Старк легко и умело произнес вступительное слово. Затем в своей обычной, слегка покровительственной манере заговорил Гротешель. Он объявил тему: случайно начавшаяся война. Эта тема последнее время начала муссироваться органами массовой информации. Появился ряд журнальных публикаций. Военные же, естественно, уже много лет детально отрабатывали подобный вариант.
— В старые времена, с полгода назад, — со смешком сказал Гротешель, — разговоры о случайном начале войны по большей части списывались, как мы теперь говорим, на безумные теории. — И Гротешель начал рассуждать о том, как кто-либо из командиров эскадрилий стратегической авиации может сойти с ума и решит очистить мир от коммунистов.
Такая возможность была отнюдь не шуткой, Блэк это хорошо знал. Гротешель основывался на результатах специальной психологической проверки, разработанной ВВС с целью отсева «психически неустойчивых элементов» из подразделений, имеющих дело с оснащением и возможным применением ядерного оружия. Блэк один из первых в ВВС предложил и отстаивал ее проведение. Но даже сейчас отнюдь не был уверен, что проблема полностью поддавалась решению. Личный состав стратегической авиации натаскивали на уничтожение. Они были запрограммированы для нападения на Россию.
— Нас, — говорил Гротешель, — волновала не столько проблема сумасшедшего, сколько ее противоположность: то, что в последний момент кто-либо из летчиков откажется сбросить бомбы. Простое чувство отвращения может свести на нет всю политику градуированного сдерживания. Ну, скажем, какой-нибудь рядовой-радист просто решит не передавать приказ о нападении. Мы немедленно окажемся на краю катастрофы.
Вся программа обучения личного состава стратегической авиации сводилась к одному: действия в случае войны. Тесты, промывка мозгов, боевое обучение строились на одном: превратить нормальных американских юношей в роботов.
— Роботы. Так их именуют некоторые из наших критиков, — размеренно произнес Гротешель. — Но они еще и патриоты, и патриоты отважные. И разве мы не чтили всегда морскую пехоту именно за то, что она безупречно выполняла все, что ей приказывали?
«К черту Старка», — решил Блэк.
— Одну минуту, профессор Гротешель, — сказал он. — Но разве неправда, что рефлекс атаки, стремления к ней так глубоко вбит в сознание личного состава стратегической авиации, что даже те, кто благополучно прошел психологическую проверку, более склонны ошибиться в сторону совершения нападения, чем воздержания от него?
— При известных обстоятельствах, — возможно, генерал Блэк, — ответил Гротешель, сдерживая неудовольствие тем, что его перебили. — Но мы изучали подобную возможность и приняли меры предосторожности против нее. Даже окажись сумасшедший на посту командира соединения, даже… даже окажись у него несколько единомышленников-коллег, разделяющих его безумие, они все равно ничего не смогут сделать. — Гротешель бросил взгляд на министра армии: Уилкокс подался вперед, напряженно вслушиваясь. И Гротешель пустился в детальные описания изощренных контрольных устройств, дешифровальных систем и иного оборудования, предназначенного предотвратить человеческую ошибку, способную положить начало войне. — Это невозможно, просто невозможно, — заключил Гротешель. — Статистически вероятности подобной ситуации столь малы, что делают ее невозможной, во всяком случае — невозможной практически. Приказ об атаке не может быть принят ни от кого, кроме президента. Но и в подобном случае установленный порядок требует перепроверки и подтверждения по системе позитивного контроля.
Блэк колебался. Он понимал, что Гротешелю хочется продолжить выступление, но понимал и то, что истинную суть проблемы Гротешель обходит.
— Но что, если сойдет с ума президент? — резко спросил Блэк. — Он ведь подвергается немалой перегрузке.
Блэк, как было известно некоторым из присутствующих, был единственным, кто в силу дружбы с президентом мог задать подобный вопрос. Но Гротешель с болезненной завистью осознал, что Блэк задал бы свой вопрос, даже если бы президента никогда в глаза не видел.
Чувство шока, охватившее аудиторию, казалось физически ощутимым. Министр армии нахмурился. Гротешель быстро глянул на него, затем обвел взглядом стол. Он знал, что может обойтись без прямого ответа на вопрос Блэка.
— Что ж, тогда наше дело плохо, — рассмеялся он, пожал плечами и воздел руки к небесам, как бы призывая проявить здравый смысл. — Но вряд ли нам грозит подобная опасность.
Напряжение за столом спало. Блэка ответ не удовлетворил, но он решил не зарываться. И, однако же, это возможно, говорил себе он. Вудро Вильсон оставался президентом два года после инсульта. Сколько высокопоставленных чиновников свихнулось, не выдержав нагрузки! Форрестол выбросился в окно. Разве не может заболеть параноидной шизофренией президент? Маловероятно, конечно, поскольку американский политический процесс безжалостно отметает людей с малейшими проявлениями нестабильности, хотя и не исключено.