— Без меня. — В мыслях мелькнуло: здесь наверняка в песках ещё десятки тёмных, которых нужно будет отлавливать по оазисам — уж Гравой точно не будет заниматься этим. Вдруг я понял, что оправдываюсь и, вспыхнув, обернулся к Орае. — Уходим!
Она несколько раз перевела взгляд с меня на огневика, резко мотнула головой, заставив шлем съехать набок:
— Нет. Я остаюсь.
— Два идиота.
Огневик махнул рукой:
— Беги. Ну!
Я молча повернулся к нему спиной. Зачем, спрашивается, сюда спешил, тащил големов? Знал бы, лучше бы Солдат ударил тёмным во фланг, пока они спускались со склона. Ещё хуже то, что Паука давно уничтожили. Обход и нападение с тыла оказались бы сейчас в самый раз.
Огневик ещё что-то язвительно шипел позади, но я его не слушал, погрузившись в свои мысли. Чужие слова растянулись в Сах, скользили мимо, почти не затрагивая меня. Сеть сообщала, что вокруг действительно ещё много тёмных, но большая часть разрозненна и едва тащится к нашему бархану. Одной проблемой меньше: время до удара уже нам в спину есть. В этом бою големы будут сражаться против солдат, а вот маги достанутся мне. Раньше, в том же бою при Дальнем Роге, я бы даже не пытался, но амулетная броня и Истоки многое поменяли.
Жаль, что у меня нет маны на настоящий бой. Это сырая мана вливается потоком в броню, давая мне шанс на победу, но не в меня. Не с чем смешивать: и так в груди печёт. Как невовремя истекла Печать, сейчас её малость ослабления чужих заклинаний пришлась бы как никогда к месту.
Гвардеец и без приказов не отставал от меня, следуя в двух шагах позади и левее, а вот Солдат только дошёл до Портала. Выглядел он лучше Гвардейца, на котором добавилось больше отметин: всё же у Солдата щит и более крепкое тело, только копьё сломал. Ничего. До этого его слабым местом было то, что он сильно увязал в песке, не успевая встречать врагов, но сейчас ему никуда спешить не нужно будет, а веса хватит, чтобы проломить любой строй.
Меня ухватили за плечо, рванули. Пришлось выскользнуть из Сах, чтобы понять, чего огневику нужно.
— Ты меня слушаешь?
— Нет.
Мой ответ был совершенно серьёзен. Сейчас они не более чем два новобранца, которые едва вспомнили после школы, как махать мечами. На доспехах втрое от моего отметин, а живы только потому, что их очень тяжело убить в близком бою.
— Постарайтесь не умереть.
Руку с плеча я сбросил, развернулся к наступающей стене щитов. Собравшихся крох маны как раз хватило, чтобы подготовиться к схватке и пробудить «Змей» которыми я пожертвовал недавно ради «Копья». Мой горб из песка осыпался, в полёте разворачиваясь в тела «Змей». Морды я тут же растворил, превращая в почти обычные «Хлысты». Один из них подхватил валяющийся под ногами меч, другой прихватил щит.
Прости, Гвардеец. На тебя, твою скорость и твою броню сейчас вся моя надежда.
Солдат тоже побежал навстречу темным, но мы легко обогнали его, вытягиваясь в линию: я прятался за спиной Гвардейца.
Пятнадцать шагов до строя.
Нас накрыло площадным заклинанием: воздух сгустился, превращаясь в сотни вращающихся бритвенно острых дисков. От Гвардейца и моей кольчуги только искры полетели.
Слабо.
Десять шагов.
В Гвардейца прилетело какое-то заклинание. Я видел только яркую вспышку и как он качнулся на бегу, затем по его плечам поползло пламя. В замедлении Сах всё это выглядело неторопливо, заставляя меня раз за разом повторять: «Держись. Держись!».
Он устоял и пламя опало. А я теперь не бежал, я летел над песком, приближаясь к Гвардейцу огромными прыжками.
Пять шагов до строя.
Я оказался вплотную к каменной спине. Прыгнул. «Хлысты» ухватились за плечи голема, вскинули меня дальше, прямо на огромную каменную ладонь. И Гвардеец буквально швырнул меня в небо, заставляя взмыть над вражеским строем.
Трюк, который когда-то проворачивал мой Скорпион.
Тёмные ждали подвоха.
По мне стегают арбалетные стрелы, в грудь упирается огненный луч толщиной в руку. Но меня обхватывают песочные тела моих «Змей», руки сжимают щит, а впереди скрещены мечи, прикрывая лицо и сердце. Мучительно долгий миг в Сах. Миг, который решает — жить мне или умереть. Щит пробит, грудь обжигает, рвёт болью руку и ногу, но я жив и сваливаюсь на тёмных. Одни враг вбит в песок, слышен только хруст костей. Бросаю в чьё-то забрало оплывающую белым пластину, которая только что была щитом. Стряхиваю капли расплавленного металла с руки вместе с остатками перчатки. «Хлысты» изменяются, обретая морды, полные зубов, рвутся в стороны, к телам врагов. Один меч ударяет влево, врубаясь в щель между шлемом и наплечником, эспадон бьёт направо, раскалывая шлем. Рвануть на себя, ударить влево. В спину бьют. Сила удара швыряет меня вперёд, но я лишь довольно скалюсь: мне это и нужно.