Гарем. Реальная жизнь Хюррем

Баязида не прельщали ни угощения, ни обещанные после пира женщины. Наутро ожидалась встреча, и голову ему хотелось иметь свежую. Шах прав. Ему нужно научиться терпению и хитрости. Слишком уж он был в прошлом порывист и вспыльчив. Всему свое время. Успеет он еще полюбоваться насаженной на кол жирной башкой Селима.

Тут он почувствовал холодный сквозняк и понял, что в зал у него за спиной вошел кто-то еще. «Верно, припозднившиеся», – подумал он и вернулся к трапезе.

– К нам гости?

– Ожидаемые, – ответил шах.

И тут Баязид услышал его – звук, знакомый каждому, кто когда-либо жил во дворце: нечто сродни лающему кашлю собаки, подавившейся хрящом. Из людей такие звуки издавали лишь слышащие немые с вырванными языками.

Шах улыбнулся с искренним выражением сожаления.

– Извини уж, – сказал он. – Твой отец настоял на своем.

– Мой отец?

– Сделка плохонькая. Четыреста тысяч золотых. Мои муллы считали, что мне нужно было бы замахнуться на возвращение Багдада. Но я счел за благо позаботиться лучше о них самих; ведь им пришлось бы бежать в горы и скрываться там, если бы твой отец пришел сюда со своей армией. Вот я и решил взять деньгами.

– Но вы же обещали мне защиту!

Шах пожал плечами.

– Говоришь то, что лучше всего сказать во время разговора. Мне воистину жаль. Вышел очень плохой пример нашего гостеприимства. Я ведь и сам хотел бы иного исхода.

Баязид резко обернулся. Их было пятеро. Один из них – тот самый исполин-суданец, что, по рассказам, прикончил Мустафу. И у каждого в руках по петле из красной шелковой тетивы.

Рука Баязида потянулась к рукояти кылыча, но один из ожидавших такого поворота шахских стражей перехватил его правую руку, другой схватил за левую, – и вдвоем они заломили ему руки за спину. Баязид поглядел на сыновей. «И да поможет мне Аллах в моей скорби, – взмолился он – они же слишком юны, чтобы что-то понять, им рано умирать». Самый старший бросился бежать, но один из персов со смехом тут же поймал его.

– Что же вы хоть сыновей-то моих не пощадили?

– Сыновья взрослеют и становятся мужами. Сулейман в своих требованиях был конкретен.

– Так пусть тогда Селим ему будет эпитафией, – сказал Баязид. Шелковая петля на его шее затянулась, и его рванул назад и швырнул на пол через колено бостанджи. Задыхаясь, он еще цеплялся инстинктивно пальцами за горло, пытаясь поддеть и ослабить петлю, но та обратного хода не имела.

Следующими на очереди были дети. Шах взирал на расправу с угрюмым отвращением. На детоубийство в своем присутствии он согласия не давал. Взяв с тарелки ломтик пряной ягнятины, он принялся задумчиво его пережевывать. Такова уж государева доля – сносить по временам и полные мерзости дела.

Во дворе под окном верещала женщина. Бостанджи хотелось, чтобы кто-нибудь сподобился ее заткнуть.

Младшему сыну Баязида было всего девять месяцев. Зачат он был перед самой битвой в Конье, и отец его в жизни не видел.

Бостанджи склонился над люлькой, ребенок поднял глаза и улыбнулся. Руки его вдруг сами затряслись и выронили тетиву.

Он вышел и всучил два золотых и тетиву стражнику. Подождал. Через пару минут страж вернулся и ринулся прочь вниз по лестнице, и пара золотых со звоном покатилась по ступеням.

Бостанджи тяжело вздохнул и вернулся внутрь сам.

«Будь ты девочкой, – думал он, – не пришлось бы мне этого делать». Он потрогал кожаный кошель на поясе. «Если вернусь с пустым мешком, – думал он, – Сулейман велит начинить его моею собственной головою».

Он взял петлю на изготовку и затворил за собою дверь. При его приближении дитя снова улыбнулось и доверчиво потянулось к нему ручонками.

Глава 109

Не близок путь из Венеции в Конью, от Campanile di San Marco до этого уединенного места в окружении каменных караван-сараев и черных юрт кочевников.

До чего же одиноко умирать в таком месте!

Аббаса нашли мертвым в его келье. Бездыханное тело лежало ничком на циновке. Белый котенок лизал зажатый в его руке окровавленный платок.

– Чахотка, – пробормотал врач. «Или яд», – добавил он про себя. Так или иначе, смерть избавила Аббаса от несоизмеримо худшей участи – до конца жизни так и оставаться на службе у Селима кызляр-агой. Или, может, смерть наступила и по какой-то иной причине. Кто знает? Чем меньше знаешь, тем лучше. Знание бывает смертельно опасным.

Шесть пажей понадобилось, чтобы поднять и вынести его тело за железную дверь гарема и погрузить на повозку. Врач задержался внутри для осмотра его комнаты. Смерть застала Аббаса за письмом. Перо и пергамент лежали на столе рядом с телом. Письмо осталось не просто незаконченным, а практически и не начатым, поскольку содержало лишь приветствие:

«Дорогая Джулия!»

Главный евнух – и пишет женщине? Ну да теперь это уже и не важно.

Врач скомкал пергамент и бросил его в огонь.

После ухода пажа-раздевальщика и завершения последних молитв Сулейман остался наедине с собой. Лежа поверх одеяла, он вслушивался в собственное стиснутое и тяжелое дыхание. Сон не приходил. Он встал, подошел к решетчатому окну и обратил взор к звездам.