Гарем. Реальная жизнь Хюррем

Полная луна была окружена ореолом. Переливающиеся в ее сиянии белоснежно-ледяные горы Загрос выглядели запредельно чужими. «Может, лучше бы меня сразу на Луну изгнали», – думал Баязид, кутаясь в меховую бурку и все равно дрожа.

Тут послышался звон копыт снизу со двора. Всадник спешился, отдал вожжи пажу, назвал стражнику пароль и вбежал внутрь. Может быть, вот они – долгожданные новости?

Сколько же раз он все это прокручивал, играл и переигрывал у себя в голове? Ну что еще он мог сделать? Мустафа вот не сделал вовсе ничего, а Сулейман его казнил. Сам он вел себя как истинный гази, а Сулейман бросил против него всю свою армию. Ну как вообще постичь умом подобного человека?

В топке треснуло и пустило сноп искр прогоревшее дерево. Снаружи послышались шаги по каменным плитам. Вошел лично шах.

– У меня хорошие новости, – сказал он.

– Получили ответ из Стамбула? – Гонцы так и сновали туда-обратно в последние месяцы.

– Да, время и место согласованы. Он хочет с тобою встретиться.

– И где?

– В Тебризе. Он прибудет туда тайно. Все оговорено.

– А Селим?

– Селим об этом ничего не знает. Похоже, твой отец передумал. Соизволил припомнить, что он хоть и титулуется Земной тенью Всевышнего, по сути – такой же смертный, как и все мы.

– Могу я увидеть письмо?

– Нет и не было никакого письма. Сообщение передано изустно и дословно самым что ни на есть доверенным моим человеком в твердой памяти.

– Это не очень похоже на моего отца.

– Он теперь осторожничает. Потому и не хотел рисковать тем, что гонца перехватят люди Селима и обо всем ему донесут.

– А он передал через вашего вестника хоть что-то о своих намерениях?

– Да, передал, что желает примирения, Баязид. Сказал, что хватит кровопролития.

– И когда мы встречаемся? – спросил Баязид.

– Выезжаем сегодня же ночью, – ответил шах.

«Селиму всего тридцать четыре года от роду», – напомнил себе Аббас. А он уже выглядит как старик. Лицо настолько заплыло от пьянства, что глаза похожи на изюмины в размазне. И тело мерзко-обрюзгшее под всеми этими изящными облачениями, которые он на себя напяливает.

Селим растекся по дивану, уплетая на выбор разносортные сладости с большого подноса на серебряном столике под боком. Подхватив разом три кусочка халвы и отправив их в рот, он лениво спросил:

– Ну как, есть новости, кызляр-агасы?

– Да, есть, мой господин.

– От моего отца?

– Он выехал из Амасьи на восток.

Переговоры тянулись уже дольше года. Похоже, Баязид представлял для Сулеймана куда меньшую ценность, чем надеялся шах Тахмасп. Поговаривали, что изначально шах запросил за него чуть ли не возвращение всей Месопотамии.

– Надеюсь, выглядит не лучше? – заржал Селим, заплевывая Аббаса полупережеванными сладостями.

– Властелин жизни, увы, не способен скакать в седле целыми днями, как прежде.

– Но войско-то при нем?

– Нет, мой господин. Мои люди доносят, что при нем всего лишь сотня сипахов и полк янычар.

Селим захлопал в ладоши. Тут же подскочил паж с кувшином вина и до краев наполнил ему кубок, украшенный драгоценными камнями. Селим осушил его залпом. Паж наполнил снова и удалился.

– Все, с меня хватит. А смысл-то в чем, ты как думаешь?

– Говорят, они там, в Тебризе, встретятся с Баязидом. Шепчут, что грядет примирение.

Селим вскочил на ноги, залив вином ковры. Поднеся костяшки пальцев к губам, он едва удержался от пронзительного вопля, а затем весь затрясся.

«Нет, ну сколько же уже можно, – подумал Аббас. – Будто за малым дитем за ним присматривать приходится, воспитывать, вразумлять».

Никто даже не шелохнулся. Наконец Селим отвалился навзничь на диван, стиснув угол полы халата в кулаке.

– Меня предали… – сказал он. – Вино! Где мое вино?!

Аббас молча удалился, не привлекая к себе внимания. Истерики Селима ему были ничуть не интересны. Он и без него слишком долго прожил под властью всяческих тиранов и их наследников.

Глава 108

Лунный свет блестел на изразцовых куполах Голубой мечети и фосфором горел на ленте ледяной воды реки Аджи-Чай. Звуки флейт и барабанов далеко вокруг разносились в холодном воздухе. Из-за забранных ставнями окон крепости проникал желтый мерцающий свет.

В большом зале танцевали невольницы в шелках и газовых вуалях, ублажая угощающихся с выставленных прямо на ковры перед ними серебряных блюд. Устроен этот пир был в честь сидящих в самом центре зала шаха и его почетного гостя шехзаде Баязида.

– Сулейман сожалеет о том, как он с тобою поступил, – сказал шах. – Может, позволишь мне выступить посредником. Еще не поздно. Я тебе помогу теперь, а в будущем, когда ты станешь султаном, Персия и Османы станут союзниками.

– Чего он хочет от меня?

– Всего лишь, чтобы ты держал себя в руках до его смерти. Престол от него унаследует Селим, но главное не в этом. Когда ты вернешься в Стамбул, янычары больше никогда и ни за что не выступят за него против тебя. И ты возьмешь свое.