– Я желаю видеть Властелина жизни, и все тут. Сегодня же вечером. И я тебя не спрашиваю, возможно ли это. Я всего лишь требую, чтобы ты это для меня устроил. Он же все еще во дворце с визитом к валиде, верно?
– Как скажете, моя госпожа.
– Вот и устрой все так, чтобы он отужинал со мною. Передай ему от меня, что я горько раскаиваюсь во всем сказанном ему в последний раз и хочу помириться.
– А что, если это невозможно?
Она вздохнула.
– Помнишь, что случилось с последней хозяйкой одеяний? Хотя, вероятно, тебя тогда еще не было в нашей гаремной семье.
У Аббаса внезапно пересохло во рту.
– Не уверен, что улавливаю ход ваших мыслей.
Она встала и подошла вплотную к нему.
– Та женщина имела дерзость мне перечить. Посмела меня пнуть, когда я еще была швеей в ее мастерской. Знаешь, что я с нею сделала?
Аббас кивнул.
– Говорят, ее крики были слышны даже в Ускюдаре. Так она меня и близко не оскорбила столь сильно, как ты меня сейчас оскорбляешь.
– Я вовсе не хотел вас обидеть…
– Мне от тебя не нужно ни извинений, ни оправданий. Просто памятуй о том, чем кончила та
– Хочет поужинать со мною сегодня?
– Она полагает, что вы ее наказываете, и хочет перед вами покаяться.
– Нет, кызляр-агасы, это решительно невозможно.
– Вот если бы вы ей сами это объяснили… Она же привыкла к тому, что вы пользуетесь исключительно ею. И теперь, боюсь, ваше пренебрежение ее приглашением лишь усугубит ее страдания.
– Вот ты ей все и объяснишь. Ты, как я посмотрю, понимаешь ее настроения лучше меня.
Аббас учуял запах собственного пота. Нельзя на него больше давить, подумал он, иначе он велит страже вышвырнуть меня вон и подвергнуть
– Владыка, несколько добрых слов за ужином, вероятно, избавят вас от долгих и муторных объяснений за завтраком.
Сулейман вздохнул:
– Ты и вправду так считаешь, кызляр-агасы?
– Убежден в этом.
Сулейман побарабанил пальцами по спинке дивана.
– Очень хорошо. Но ты ее предупреди, что надолго я у нее не задержусь.
Глава 42
Аббас ее не узнал.
Ее вырядили в ярко-розовую шелковую сорочку и синие гаремные панталоны, а прическу украсили целыми россыпями изумрудов, брильянтов и опалов. Лицо ее скрывал отороченный бисером яшмак. Видны из-под него были только ее глаза, но и они были густо обмазаны сурьмой. С запястий и лодыжек струилось золото.
Как только она встала, гедычлы поднесла ей тяжелый балахон, широкий капюшон которого окончательно скрыл ее лицо, а длинные полы и рукава – все тело вплоть до кончиков пальцев.
Аббас провел ее по извилистым коридорам к узкой двери. Карета ожидала в мощеном булыжником внутреннем дворе. Они в нее сели и тронулись в путь, не перемолвившись ни словом. «В последний раз, когда мы с тобою были вот так вот наедине, – думал он, – я сдернул с твоего лица вуаль и попросил бежать со мною в Испанию».
– Боишься? – спросил он.
– Да.
– Напрасно. Султан тебе вреда не желает.
– Что я должна делать? – с трудом выдавила она из себя, и он отчетливо уловил панику в ее голосе.
– Ты когда-нибудь делила ложе с мужчиной?
– Нет.
– Но ведь ты плыла к мужу, когда попала в плен.
– Он ко мне ни разу даже не прикоснулся за все время нашего брака.
Аббас закрыл глаза.
– Ты должна просто делать все, что он захочет, – сказал он.
– Но почему он выбрал именно меня?
– Потому что ты – самая красивая женщина на свете, – услышал он собственное признание. И карета въехала под свод ворот Высокой Порты.
Сулейман возлежал на постели в простом белом халате. Комната благоухала фимиамом, струящимся от свисающих с потолка медных кадильниц.
Аббас трижды приложился лбом к полу.
– Великий владыка.
– Кызляр-агасы, – произнес Сулейман согласно протоколу, – я где-то обронил платок. Ты знаешь, у кого он?
– Да, владыка. Я скажу ей принести его тебе.
Сулейман почуял, что с его главным черным евнухом явно что-то не так. Тот был весь в поту, хотя ночь выдалась отнюдь не душная, а взгляд его блуждал. Подобный вид иногда имели некоторые его воины после битв, где на их долю выпало слишком много тяжких испытаний. Не хватало еще, чтобы кызляр-агасы занемог. Трудно будет подыскивать ему замену.
Аббас вернулся к двери и ввел в султанские покои скрытую балахоном женскую фигурку. Он снял с нее
Дверь за евнухом мягко затворилась, и они остались наедине.
Девушка достала платок, который он утром накинул ей на плечо, пала ниц и на четвереньках приблизилась к его ложу. Она приподняла край покрывала, поднесла его поочередно ко лбу и к губам и всползла на постель, строго следуя указаниям, которые ей дала Хозяйка бань.
Сулейман закрыл глаза и всею душою возжелал Хюррем.
Глава 43