Гаргантюа и Пантагрюэль

Тут Гоменац начал рыгать, ржать, плеваться, потеть, п….ть, а затем протянул свою высокую засаленную шапочку с четырьмя гульфиками одной из девиц, и та, нежно поцеловав ее и возвеселившись духом, надела на прелестную свою головку — в знак и в залог того, что ее отдадут замуж прежде других.

— Виват! — вскричал Эпистемон. — Виват, фифат, пипат, бибат! Вот уж подлинно апокалиптическая тайна!

— Служка, служка! — возопил Гоменац. — А ну-ка услужи нам не в службу, а в дружбу. Девушки, подавайте десерт! Итак, повторяю: всецело посвятив себя изучению священных Декреталий, вы еще на этом свете удостоитесь почестей и богатств. К сказанному я должен прибавить, что на том свете вам уготовано спасение в блаженном небесном царстве, ключи от коего вверены декреталиарху, этому благому нашему Богу. О всеблагий Боже, ты, коему я поклоняюсь, ты, коего мне не довелось еще видеть! Яви нам особую милость и хотя бы в смертный наш час открой нам драгоценные сии сокровища святой нашей матери-церкви, коих ты еси блюститель, хранитель, смотритель, распорядитель и распределитель! И пусть по твоему повелению у нас всегда будут в изобилии сладчайшие сии плоды богомыслия, чудные сии индульгенции, дабы не за что было ухватить бесам несчастные наши души и дабы грозный зев преисподней не поглотил нас. Если же чистилища нам не миновать — пусть будет так! Однако ж в твоей власти и в твоей воле выручить нас, когда тебе только заблагорассудится.

Тут Гоменац, бия себя в грудь и целуя сложенные крестом большие пальцы рук, горькими слезами заплакал.

Глава LIV О том, как Гоменац подарил Пантагрюэлю груши доброго христианина

Эпистемон, брат Жан и Панург, наблюдавшие трогательную эту развязку, неожиданно прикрылись салфетками и закричали: «Мяу, мяу, мяу!» — делая в то же время вид, что плачут и утирают слезы. Девицы, будучи хорошо вышколены, нимало не медля подали всем кубки с климентинским вином и к нему разных сортов варенье. Веселый пир возобновился.

В конце трапезы Гоменац оделил нас множеством крупных, отборных груш.

— Вот вам, друзья, — сказал он. — Это груши особенные[827], таких вы нигде больше не найдете. Ни одна земля всего вам не уродит. Черное дерево растет только в Индии. Из страны Сабеи привозят хороший ладан. С острова Лемноса — аптечную глину. Только на нашем острове произрастают отменные эти груши. Если хотите, разведите их у себя.

— Как они у вас называются? — осведомился Пантагрюэль. — По-моему, это превкусные груши и очень сочные. Если их разрезать на четыре части, положить в кастрюлю, подбавить туда немножко сахару и вина и все это вместе сварить, то, уж верно, получится кушанье, очень полезное как для хворых, так равно и для здоровых.

— Еще бы! — подтвердил Гоменац. — Мы, слава тебе, Господи, люди простые: фиги зовем фигами, сливы — сливами, а груши — грушами.

— Честное слово, — сказал Пантагрюэль, — когда я возвращусь домой, — а это, Бог даст, будет скоро, — то непременно посажу и привью эти груши в моем туреньском саду на берегу Луары, и будут они называться грушами доброго христианина, ибо лучших христиан, чем эти добрые папоманы, мне еще никогда не приходилось видеть.

— По-моему, — сказал брат Жан, — не мешало бы ему еще подарить нам возика два-три своих девиц.

— Для чего? — осведомился Гоменац.

— Для того чтобы хорошо наточенными кинжалами пустить им кровь между большими пальцами на ногах, — отвечал брат Жан. — Приплод же, который они нам дадут, — это все будут добрые христиане, так что и у нас эта порода размножится, а то ведь наши христиане не больно хороши.

— Нет уж, мы вам их не дадим, ей-ей, не дадим, — сказал Гоменац, — я знаю, вы хотите, чтобы парни ими натешились, — я бы сейчас обо всем догадался по вашему носу, даже если бы никогда прежде вас не видел. Ай, ай-ай, вот так чадушко! Вы что же, душу свою погубить хотите? В наших Декреталиях насчет этого строго. Вы бы лучше почитали их повнимательнее.

— Как вам угодно, — заметил брат Жан, — но только si tu non vis dare, praesta quaesumus[828]. Так по крайности сказано в служебнике. Стало быть, мне ни один мужчина не страшен, будь то сам кристаллический, то бишь декреталический ученый муж в своей треугольной шапочке.