Гармония – моё второе имя

– А ты знаешь как по-человечески? – возразил я. – В каждом человеке сидит по нескольку крокодилов. Бессознательно мы ведем себя настолько по животному, что если открыть это нашему сознанию, с приличным человеком должен случиться инфаркт. Обширнейший. Человек находится в конфликте со всеми, в том числе с самим собой. Вечный бой – слышал что-нибудь об этом? В каждом есть зона абсолютного эгоизма, который заставляет рассматривать даже самых близких людей с точки зрения выгоды и пользы. В человека вложена такая установка, которая заставляет считать именно его жизнь главнее всех остальных.

Вот это витально-эгоистическое начало обескураживает приличного человека – то есть человека, привыкшего ставить душу выше тела, интуицию выше инстинктов. И вдруг выясняется, что тело в определенном отношении абсолютно сильнее души. Человек начинает бояться сначала себя, а потом и других. Человек человеку волк – и возразить здесь нечего. Чем больше он боится себя – тем больше уговаривает себя, что душа сильнее инстинктов. Но сомнение так и остается навсегда.

По-человечески – признаться себе, что ты порядочная скотина. Ты любишь родителей – но любишь их как-то больше, если они помогают тебе, и как-то меньше, если они становятся обузой. Ты любишь детей – но с легким оттенком постоянного раздражения, ибо они урезают твое жизненное пространство, мешают тебе жить.

Мы и себя-то любим с ненавистью: от собственного эго никуда не деться, а решить наши обожаемые экзистенциальные проблемы не представляется возможным. Поэтому спецы по всевозможным закоулкам душ все чаще умоляют: не бойтесь себя, любите себя, то есть, надо заставлять любить себя, человека, если разобраться, весьма и весьма заурядного.

Это очень по-человечески. Вот ты, Сеня Горб…

– Хорошо, – невежливо прервал Сеня мою тираду. – Где и когда?

Я удивился.

Чем могут удивить меня люди, которые не рождены для того, чтобы стать личностями?

Ничем. Дайвингом? Нет. Богом? Нет. Мастерством фехтования? Не смешите меня.

Но тут я удивился. Сколько же в человеке намешано всякого, и не только говна! Вот это и смущает, вот это и не позволяет быстро и решительно вынести, казалось бы, очевидный вердикт.

Ровно к девятнадцати ноль-ноль мы с Сеней прибыли на положенное место (блуждали два часа, что на всякий случай захронометрировали). Гоша был дьявольски обходителен и учтив. Практически – обаятелен. И это меня уже не удивляло.

Он церемонно достал рапиры, методично разъяснил, как спортивное незапрещенное оружие превратили в боевое, запрещенное (теоретически я знал это давно: спилить шарики с конца рапир, заточить грани), какие последствия могут быть при нанесении ран различной тяжести и различного характера, как вести себя секундантам, если их подопечные, не приведи Господь, будут еще живыми, но потеряют сознание.

Далее он выказал немалые познания в области анатомии. И завершил:

– Три раунда по пять минут, секунданты следят за временем. Вопросы, господа?

– До первой крови? – уточнил Сеня.

– До первой смерти, – спокойно парировал Гоша. – Один из нас должен быть убит. Таково условие дуэли. Разве вам Германн ничего не сказал об этом?

– А если пять минут не выявят победителя? – дотошно терзал Гошу Сеня.

Мой противник криво усмехнулся и молча кивнул головой – мол, честь имею, господа хорошие – и отошел от странных людей, один из которых приуготовлен был к закланию, а другой делал вид, что не замечает этого.

Короче, он излучал уверенность и благородство. «Плюшевый – а рычишь, как настоящий», – хотелось бросить ему в лицо замшевой перчаткой.

Я медленно приходил в ярость – и ничем не выдавал своего изменившегося состояния. Затаился. У меня, затюканного аутсайдера, появлялся призрачный шанс – хорошо, что призрачный: за него хотелось цепляться изо всех сил, как за соломинку. Дело не в величине шансе; дело в том, что он придавал силы. Я почувствовал какой-то скрытый резерв. Благородные дохнут первыми от рук тех, кто прикидывается благородным? Это и есть проявление закона всемирного тяготения?

Как бы не так. Благородный – не значит полный лох, Гоша. Иди гюрзе своей рассказывай байки на ночь. Про привидения. А я тебе не гюрза. Я если цапну – ты сдохнешь, Го. Сначала немало изумишься – а потом тут же откинешь копыта, паскуда.

Мы разделись до пояса, встали в позицию (сначала он, потом я – и тут мои мышцы сразу вспомнили урок Учителя).

– Готов, корнет?

– Готов.

Он замер – и вдруг сделал стремительный выпад с громким театральным топаньем, призванный, очевидно, уничтожить меня морально. Я отскочил от него, словно барышня, ужаленная пчелой: при желании можно было подумать, что он легко добивается своего. Он так и решил, я в этом не сомневался. Его победа на самом деле обернулась моим маленьким триумфом, о котором он и не подозревал.

Я был готов к тому, что он фехтует в сто раз лучше меня, но он фехтовал только в семьдесят раз лучше. Это был еще один приятный сюрприз. Но мне пришлось тяжело.