Гарнизон

- Несколько тысяч человек, к тому же разделенных на две группы, с транспортом, собранным с миру по нитке, - начал терпеливое разъяснение танкист. - Сначала им надо обойти по какой-либо из концентрических трасс вдоль границы застроек и объединиться, потеряв время. Или не объединяться, но тогда арбитр и губернатор пойдут поодиночке, это еще хуже. Скорость движения конвоев будет определяться самыми медленными машинами, то есть карьерными самосвалами. Плюс заснеженные дороги, которые уже два месяца никто не чистит. Даже если у них найдутся тяжелые бульдозеры, общая скорость продвижения составит от силы километров пятнадцать, скорее всего еще меньше. По пути их будут непрерывно атаковать поднявш...

Танкист снова вздохнул, будто устыдившись оговорки и сказал прямо:

- Мертвецы их будут атаковать. Скорость еще больше упадет, а тем временем подтянутся орки. Большой гражданский конвой на открытой местности, растянутый и медленный - самая лакомая цель. Рано или поздно зеленые подобьют и остановят головные машины, а остальные не смогут сойти с трассы. И все... Мы не сможем им помочь. Но сложим головы сами.

- Не сможем... - эхом повторил медик, а комиссар снова промолчал, не меняя ни позы, ни бесстрастного выражения лица.

- Мы не ответим... и не пойдем им навстречу? - уточнил Холанн. Ответа он не дождался. Молчание повисло в рубке, тяжелое и черное, как смог над Танбрандом до бедствия. В нем уже угадывалось решение, продиктованное страхом и неуверенностью. Решение жалкое и недостойное... но обещавшее жизнь и безопасность.

Уве закрыл глаза и глубоко вдохнул. Представил путь беженцев, которые скоро покинут Танбранд, в отчаянной попытке спастись. Перед его внутренним взором прошла череда картин, нарисованных щедрым воображением. Разбитые машины, сброшенные с дороги, расстрелянные орочьими шутами. Обгорелые остовы грузовиков, куски обшивки, сорванные измененными руками нежити. И люди... те, кто до последнего верил в спасение. Простирающие в немом проклятии темному небу замерзшие, обледеневшие руки из наметенных сугробов.

- Что ж... - негромко произнес Тамас. - Думаю, на этом ...

- Нет, так нельзя.

Три пары глаз уставились на заговорившего коменданта. Комиссар смотрел все так же - без всяких эмоций. Медик хмурился и терзал многострадальную бороду. А Иркумов... Странно он смотрел, с непонятным выражением. Как будто Холанн сказал то, что хотел, но не мог выговорить сам танкист.

- Так нельзя, - повторил Уве, поднимаясь со стула. Он подошел к окну и поднял жалюзи, умножая лучи неяркого солнца, проникающие в рубку.

- Я слышу это от человека, который пожелал смерти дезертиров из Адальнорда? - саркастически осведомился Тамас. - Господин комендант, вы уже встали на путь жесткой практичности, так не стоит с него сворачивать.

- Поймите, Уве, - тихо сказал Александров. - Это вопрос не трусости. Мы сможем отрядить в помощь конвою от силы человек пятьдесят, на большее техники не хватит. На фоне нескольких тысяч, что пойдут на прорыв, это ничтожно малая величина. Если арбитра и губернатора остановят враги, наш отряд ничем не поможет. И если мы потеряем этих бойцов...

- И технику, - вставил Тамас.

- Да... и технику... то Волт мы не удержим. И тот же Готал первым придет нас ограбить.

- И мы останемся ждать? - сумрачно спросил комендант.

- Да, так лучше всего. Ждать и молиться Богу-Императору, чтобы он удержал подальше мертвых и орков от конвоя. А мы с готовностью примем тех, кто все-таки дойдет.

Холанн посмотрел на Иркумова, который вновь отвел взгляд. Посмотрел на комиссара, сверкнувшего темными бездонными льдинками зрачков.

- И все-таки, так нельзя, - выговорил комендант, медленно, с крепнущей уверенностью. - Философия спасения большого ценой потери малого... она очень разумна.

Уве говорил в пустоту над столом, но все прекрасно понимали, кому на самом деле адресованы его слова. Понимал и комиссар, его верхняя губа чуть вздернулась, открывая край острых белых зубов. Но Тамас молчал.

- Я вижу в ней только один минус, - рассуждал Холанн так. - Это вопрос грани. Когда следует остановиться? Если жертвовать раз за разом чем-то ради большего, то что в конце концов останется от этого самого "большего"? Мы откажем в помощи беженцам ради своего выживания... А что потом? Кого бросим следующим? От кого и от чего откажемся? И снова, и снова... Должна быть граница, на которой надо остановиться. Иначе ... это будет уже не прагматизм, а ...

Холанн умолк, так и не найдя подходящее слово. Ему казалось, что синий фильтр из незримого стекла потихоньку рушится, осыпаясь мельчайшими осколками. Но ясность мысли, дарованная им, осталась, просто она ... изменилась. Уве знал и понимал, что следует сделать и почему. Теперь оставалось лишь донести свою уверенность до остальных.