Гарпии визжат

Совести Эрнестины Кэнэкты пришлось особенно туго. Как-никак, в её мотивации оставить Чичеро в заточении чувство долга не одиноко. Самое жалкое эгоистическое стремление — даже не к счастью, а к последним её крохам, урванным у подступающей старости… Как ещё можно определить страсть разведчицы к умелому в любви карлику?

Думая об Эрнестине в таком тоне, Лулу тоже чувствует свою неправоту. Она останавливается, не высказывая самых ужасных обвинений, ибо понимает: сердцу не прикажешь. К тому карлику, которого Кэнэкта избрала в любовники, сама Марципарина неравнодушна. И в тот же момент несправедлива: она не видит в нём отдельного человека. Так уж случилось, что для неё этот карлик — не более, чем часть её собственного любимого. Вернуть Лулу Марципарине Чичеро — значит обездолить Кэнэкту. Может быть, и всерьёз обездолить — и чем тогда сама Лулу будет лучше и выше своей эгоистичной подруги?

С другой стороны, чтобы быть лучше и выше, ей что, самой должно отказываться от счастья? И потакать несправедливости и дружескому вероломству? Вот до чего тугой завязался узел: одним лишь умом не распутаешь, разорвёшь только силой, а всякая сила будет неправедной.

По правде говоря, чего здесь не понимать? Соперничество в любви убивает дружбу — давно известная опытная истина. И то, что предметы любви у Марципарины Бианки и её подруги-разведчицы разные — лишь кажущийся факт. Раз уж так получилось, что одноглазый Дулдокравн — это не только самостоятельный карлик, но и составная часть Чичеро…

Но полно, допустимо ли видеть в людях вообще, да и в отдельных человеках — «составные части»? Может, любовь Марципарины — несусветная блажь, от которой стоило бы для общего блага отказаться? Ведь это любовь — к мертвецу, более того, к существу составному, к продукту некромантского изощрения, которое вплело в противоестественный синтез живых людей…

Если такое решение и впрямь лучшее, то оно — без горечи и не скажешь — уже выполняется. Выполняется само собой, и помимо каких-либо «благородных решений» со стороны Лулу. И результат понятен: оно Лулу убивает. Ибо — опять-таки — сердцу не прикажешь… И любовь — зла. Любовь к мертвецу — так точно.

Смешная, поди, коллизия? Чтобы сохранить добрые отношения с подругой, Марципарина должна умереть. Чтобы восторжествовала жизнь и справедливость — умереть. Чтобы не подвергать опасности Ярал — опять-таки умереть. Ясное дело, не сразу. Но и не понарошку. Кажется, в детстве, живя среди одних мертвецов, Лулу смотрела на мир чуток веселее.

Есть статус-кво, который Лулу медленно убивает. Его можно нарушить, но нарушение чревато большими разрушениями сразу — и дружбы, и жизни, и всего Ярала… Где в своих рассуждениях Бианка ошиблась?

Не так уж и странно, что милая подружка Кэнэкта о заветном сундуке даже говорить избегает. Она из последних сил хранит статус-кво, при котором к напряжённому внешнему благополучию примешаны крупицы её личного счастья. Ещё бы, ведь и у неё тоже своя любовь, и эта любовь такого свойства, что возвращение Чичеро из сундука ей наверное помешает. Где найдёт счастье Марципарина Бианка, там Эрнестина Кэнэкта потеряет.

Но, кажется, рассуждение уже пошло по кругу. Как обычно, Лулу повторяется. И повторения — верный знак того, что никакого решения нет.

Лучшее средство от повторений — рвать. Рвать закольцованную нить рассуждений, делать с ней то, на что Марципарина редко идёт в отношениях со значимыми людьми. Кэнэкту никак не изымешь из жизни — нету сил, да и неправильно это, а вот из мыслей, на какое-то время — уже получается.

И, послушная собственному решению, Лулу оставляет в покое удушающий её узел отношений с Эрнестиной Кэнектой, чтобы перейти к той части узла, в которой дышится намного свободнее. Хотя всякое чувство свободы выявит свою иллюзорность, если узел — Гордиев.

Кто и мог бы спасти рыцаря Чичеро из его тяжёлого кованого гроба, так это Бларп Эйуой — человек, не имевший от его заточения никаких личных выгод. Совсем никаких. Надо лучше знать Бларпа, чтобы говорить об этом наверняка, но Лулу не сомневалась: разведка в широком смысле и составляла его личную жизнь. В широком — это вместе с исследовательскими перелётами на воздушных замках, с долгими периодами скрытной жизни в разных городах и замках, с проникновением в тайны редких библиотек и собирательством фольклора.

Выгод от заточения рыцаря Бларп Эйуой не имел, а вот ущерб наверняка чувствовал. Сотрудничество с Чичеро для него, наверное, не было бесполезным. Столько славных дел совершено вместе (вот, хотя бы, победа над великаном Плюстом из замка Глюм), столько ещё могло предстоять…

По правде говоря, был и момент, когда к решению выпустить товарища наружу Бларп Эйуой приближался совсем вплотную, но полностью взять ответственность на себя — всё же не мог и не хотел. В тот раз он спросил у Чичеро — да, прямо так, постучал по сундуку и спросил:

— Если я отопру замок, сможете ли вы гарантировать покорность демона? — или как-то наподобие, точнее Бианка уже не помнит.

И Чичеро тогда ответил: