А после того — едва попрощавшись с любимой в замке Окс, и даже в уме не взвесив счастливую возможность преступить клятву — лететь, подобно крылатому абалонскому скакуну, скорее в родную тюремную камеру. Чтобы занять в той камере самое лучшее, самоё тёплое, самое устойчивое место.
Чичеро поступил по-рыцарски — очень может быть. Но и глупо, и жестоко, и смертельно обидно для трогательной и ранимой души его невесты Марципарины.
И скажите потом, что Чичеро не нуждался в футляре. Нет же, нуждался — без футляра таким нельзя! И эту свою нужду воплощал при первой возможности. Воплощал, только бы сбежать от счастья с Марципариной в очередную свою тюрьму!
Только и разницы между тюрьмами Чичеро, что в размерах. Замок, он всё же малость покрупней сундука будет. И ещё в сундуке не отбрешешься злою волею какого-нибудь там тюремщика Плюста. Сам провинился, сам поклялся искупить, сам себя засадил. Сам разбил невестино сердце.
Глава 8. Прелесть разнообразия
После долгой череды некрократических проповедей и молитв за семью десятками самых дорогих гостей Цига зашли специальные служительницы и отвели в трапезную залу, расположенную в подвальном этаже собора. Как и следовало надеяться, Оксоляна тоже удостоилась чести. Единственная посетительница ложи «для принцесс» — шутка ли!
Гостей усадили за длинный стол, крытый праздничной чёрной скатертью и уставленный дорогими яствами исподнего мира — «пищей мёртвых». Как верно предсказал Карамуф, здесь были могильные черви в лимонном соусе, запечённые в собственном соку личинки бабочек моли, хорошо проваренные чёртовы огурцы.
Во главе стола уселась сама Ангелоликая. Ну, или один из её ангельских ликов — Оксоляна их пока что не различала. Хвост стола подковообразно изгибался, и в центре изгиба на невысоком постаменте помещалась выточенная из тёмного камня скульптура — задумчиво сидящий на стуле мужчина с отбитым носом.
На плече его умостилась и весело скалилась птаха — не птаха, а скорее распатланный мелкий ангел со стилизованными орлиными крыльями и когтистыми ногами, но с лицом человечьим, да ещё с уродливой грудью, свисающей аж до птичьих колен. Пока царевна думала, что это за чудо такое, ангелоликая птаха взлетела с плеча статуи, да и впечаталась в потолочный орнамент, где стала неотличимой от других точно таких же, как она.
Ну, затерялась, и затерялась. О том и спрашивать не след, ведь храмовые чудеса находятся в компетенции здешних посвящённых самых высших степеней. Магические соглядатаи храма — тем более, ведь смотреть должно им, а не на них. Кто заметил лишнее, тому несдобровать — и, видно, другие гости это неплохо усвоили, раз даже не обратили внимания на резкое движение. И Оксоляна тоже постарается позабыть мелкого ангела.
Осталась ещё сама безносая статуя. Уж она здесь не случайно. Вот её и заметить положено, да и вежливо поинтересоваться не возбраняется — в знак того, что гости явились в трапезную не только поесть.
Что же нос-то назад не приставили? Оксоляна мысленно фыркнула на этот непорядок, но осеклась. Негоже испытывать недовольство, ведь гостей наверняка проверяют. Пусть лучше кто-то другой попадётся, не она.
Так и есть. Кого-то уже прорвало:
— А кто это там, в конце стола — безносенький? — ляпнула голосистая гостья Цига из какой-то торговой гильдии — там они все бойкие на язык.
— Ваш вопрос адресован Ангелоликой? — с иронией спросила сама Ангелоликая и метнула в несдержанную мужичку короткий гневный взгляд.
Торговка заохала, принесла многословные извинения, а её товарка по гильдии с низким поклоном поспешно пояснила:
— Данея раскаивается. Будьте любезны простить её бестактность, Ангелоликая, она ведь не со зла. Просто ни я, ни она не можем припомнить, кому из деятелей Цига посвящён памятник. Не вашему ли батюшке?
Объяснение ещё бестактнее, чем объясняемое, внутренне улыбнулась Оксоляна. Уж она-то найдёт возможность помолчать, если сказать нечего, но так позориться нипочём не станет.
— Кто ещё хочет это знать? — с искромётным весельем спросила Ангелоликая.
В ответ раздался гул голосов. Ещё бы не захотеть узнать, кому посвящена статуя, которая, уж наверное, поставлена тут не случайно, а если бы вдруг случайно, то её, наверно, давно уже тут бы и не стояло…
— Значит, кто-то всё-таки хочет узнать? — голос Ангелоликой совершенно неожиданно зазвучал зловеще. То есть, всё-таки гости сказали что-то не то и её прогневили? Ничего ведь не предвещало!
Голоса гостей перепуганно примолкли, поблекшие лица заозирались: может, кто-то знает, как ответить правильнее всего. И тут Оксоляну осенило: ведь это проверка! Ну конечно: Ангелоликая смотрит, кто из всей собранной кучи гостей не растеряется. Ведь тот, кто не робкого десятка, может быть полезен некрократии, а весь робкий десяток — отсеется без сожаления.
И, пока никто другой не догадался, царевна поспешила воскликнуть:
— Я очень хочу узнать… — голос предательски дрогнул, но устоял. — Будьте добры, расскажите, Ангелоликая. Если только не трудно… — сказала и сама же с испугом уставилась в бесцветные глазки навыкате. Что, ошиблась?