Нет, предугадала!
Ангелоликая озорно улыбнулась, показав миру зубы довольно крепкие, но не чрезмерной длины. Затем глазки навыкате из образа строгой женщины-чернильницы погрузились вглубь черепа, протянув за собой радиальную сеть добрых тётушкиных морщинок.
— Что же, больше никому не интересно? — и в голосе зазвенела едва ли не обида. Слишком легко отступились.
Любопытство тотчас вернулось. Гул интересующихся голосов постепенно набрал прежнюю силу.
— Хорошо, — дала себя уговорить Ангелоликая, — расскажу вам, кто с нами сидит. Я так и думала, что вы примете его фигуру за памятник, и это действительно памятник — в некотором роде. Памятник Управителю Цанцкого воеводства Умбриэлю Цилиндрону.
Ангелоликая попыталась выдержать паузу, но не тут-то было.
— Так он не из Цига? — изумилась торговка Данея.
— Из Цанца. Сказано же. Чем ты слушала? — поддержала тему ещё одна.
— Тогда мне неясно, зачем эта статуя здесь стоит.
— А затем, что этот Цилиндрон когда-то был в Цанце главным. А теперь Владычица Цига его приютила.
— Приютила его старую статую? — Данея упорствовала в глупости.
Оксоляна, которая обо всём уже вспомнила и догадалась, ценою огромных усилий не ввязалась в этот непочтительный разговор. Ангелоликая держит паузу, значит, надеется всех удивить разгадкой — что же её перебивать? Нет, Оксоляна самая хитрая. Она не будет произносить верного ответа, но станет его думать. Ангелоликая как прочитает её мысли, так обрадуется. Скажет, «царевна умна, но деликатна».
— В том-то и дело, что это не статуя, — таинственно усмехнулась Ангелоликая, — а Умбриэль Цилиндрон собственной персоной. Только он малость, хе-хе, окаменел. А стоит он здесь, потому что между правителями Цига и Цанца как-то вышел спор, кто ближе и милее Владыке Смерти…
О споре том Оксоляна не знала, но должна была догадаться.
— …и решили, что кого Владыка решит наказать, того он обратит в камень. И пообещали друг другу, что тот из них, кто не окаменеет, обеспечит второму сносное место за своим гостеприимным столом…
Что, серьёзно? Так всё и было?
— …Кто знает, чем бы дело закончилось, но об их споре узнал Владыка Смерти. Это и не мудрено: все мы знаем, что Мёртвый Престол в курсе всего. И когда прознал Владыка, какой они затеяли обмен мнениями, то потребовал, чтобы каждый из них описал свои чувства к нему как председателю всей наземной и подземной некрократии.
Да, Оксоляна слышала, что Владыка поощряет состязательность.
— И вот послушайте, как один из спорщиков объяснялся в любви Владыке Смерти. «Ты самый сильный, о Владыка, — говорил этот, что греха таить, очень самоуверенный спорщик, — ты сильнее всех человеков, а значит, моё место рядом с тобой. В знак глубочайшей преданности я буду стараться походить на тебя, я даже стану немножко тобой ради такого дела. Зато ты, величайший из великих, поделишься со мною властью и могуществом. Как не поделиться, если я с некоторых пор — твоя составная часть, причём самая лучшая, самая старательная из прочих частей. Когда же ты решишь отдохнуть — а даже Владыка Смерти отдыха, несомненно, заслуживает, — я смогу тебя подменить. Когда же ты решишь окончательно удалиться от дел на заслуженный отдых, то я тебя и полностью заменю. Отчего бы не заменить, если я — это и есть ты?». Так считал Умбриэль Цилиндрон — и думал, что будет Владыке Смерти очень любезен…
Что ж, по крайней мере понятно, зачем здесь поставлена эта окаменелость. Чтобы объяснить, что Цилиндрон был нелюбезен и неправ.
— А та, которая спорила с Цилиндроном за первенство, говорила совсем иначе, — заверила хитроумная Мад, — она хотела одного: быть полезной Мёртвому Престолу. «Ты, ты, Владыка, и только ты!» — вот как она говорила, — при этих словах Ангелоликая даже всхоипнула, как бы показывая, что в ихъяснении любви к Владыке Смерти слёзы также не возбраняются.
Трапезный зал не остался безучастен к слезам Ангелоликой. Кто-то намеренно выдавил слезу цвета собственного бальзама, а другие смогли даже непроизвольно, без видимых усилий.
— И как вы думаете, что решил Мёртвый Престол?
Оксоляна покосилась на каменного Цилиндрона. Разве не очевидно и без размышлений, что решил Владыка? Хотя, конечно, среди гостий Ангелоликой имеются туповатые, этим лишний раз подумать не помешает.
— Итог его решения перед вами, — широким жестом госпожа Мад указала на обращённого в камень горемыку.
Гостьи дружно покачали головами: вот оно как бывает. Ангелоликая же напустила на лик загадочный вид:
— А теперь угадайте, зачем я вам поведала эту историю, а?
— Наверное, — выпалила Оксоляна, — чтобы в своей любви к некрократии мы брали верный пример с вас, и не брали его из сомнительных источников, противных воле Владыки? — ага, первой успела.
— Правильно, — сдержанно кивнула Мад, — я и не сомневалась, что принцесса догадается первой, и всё же похвально…
Правда, в интонации Владычицы было больше ревности, чем похвалы. Наверняка хотела потомить слушательниц подольше и по причине их тупости самолично выдать верный ответ.
— …похвально, что в Уземфе так хорошо знают историю не самых ближних земель.
Историю… Историю ли?