Гарпии визжат

Инвалид с сожалением оглядел подопечных. Кажется, его посетила шальная мысль оприходовать их напоследок, прямо на палубе. (Эх, ну хоть бы только не костылём!). Но как посетила, так и прошла. Раз уж капитану уплачено, то похотливые инвалиды — опоздали. И пусть сами себе засовывают костыли в любое подходящее отверсие! Да хоть по рукоятку!

По трапу сошли на пирс нетвёрдой походкой людей, долгое время не поднимавшихся на ноги. Ещё бы В трюме-то всё больше лежали с широко раздвинутыми. Тех, кто пытался встать, поколачивали.

Ну что ж, морское приключение нас закалит.

С берега Бацилла дерзко поглядела в полные желания глаза инвалида и громким голосом произнесла, обращаясь якобы к Оксоляне:

— А знаешь, кому надобен деревянный? Тому, у кого свой не стоит!

Инвалид чуть не бросился по трапу вдогонку, но был остановлен окриком капитана.

Ага, ты понял, вонючий матросишка: теперь поздно! За нас уплачено.

* * *

Госожа Лейла — даром, что поэтесса — в ожидании бевой септиы Оксоляны в пиратском Саламине времени не теряла. Всё-таки у дочери визиря практическая сметка отменная. Выбрала лучшие трактиры в здешнем портовом квартале, некоторые выкупила, другие арендовала. Основала не один, а целую сеть публичных домов.

Оно и разумно. Чем же ловить людей Кьяра, как не сетью, раскинутой по всему городу?

Проезжая по Саламину в решётчатом открытом экипаже, царевна раза четыре обращала на вывески вроде «Сад восточных наслаждений госпожи Лейлы» или «Салон запретных плодов из Уземфа». Каждый раз думала; всё, приехали! Но экипаж двигался дальше, открывая взору всё новые вывески.

Да уж, не заметить этих салонов, не запомнить имени госпожи Лейлы из Уземфа редко кому удастся. Из команды Кьяра — лишь тем, кого не отпустят на берег.

А вот за умы и чувства тех, кого отпустят — мы поборемся! Ребята думают, что не любят мертвечих. Ну так они к нам ещё не притрагивались!

Когда экипаж остановился, Оксоляна украдкой спросила у Лайл:

— Скажите-ка, госпожа Лейла, верно ли я поняла, что девушки из моей септимы будут работать по-одиночке — одна под одной вывеской, другая под второй?..

— Нет-нет, септиму мы разлучать не будем, — поспешила Лайл её успокоить, — будете работать все в одном заведении, в соседних номерах. «Чувство локтя» особенно хорошо работает, когда на соседней кровати стонет твоя подруга…

— Но тогда я не понимаю, зачем столько заведений под разными вывесками. Значит, там кьяровых людей так никто и не встретит?

— Почему же не встретит? — широко улыбнулась Лайл. — Там будут работать другие септимы. Некоторые из них уже давно прибыли, гораздо раньше вас…

— Вот как? — Оксоляна не нашлась, как отреагировать на услышанное.

Надо же, оказывается, их септима далеко не единственная, а одна из многих. То есть, борьба с пиратами перестаёт быть делом личного самопожертвования одной боевой семёрки, а обретает массовый характер. Ничего не скажешь, это разумно, а всё же и в прошлой «элитарной» версии что-то было. Всемером против полутора десятков кораблей — это звучала.

— Конечно, — заметив её разочарование, поспешно произнесла Лейла, — у вашей септимы самая главная задача, и на неё возложена особая миссия. Остальные септимы, знаете ли, только встретят гостей, постараются заинтересовать, а потом перенаправят к вам.

«Особая миссия», «главная задача»… Наверное, Оксаоляна взглянула на бывшую поэтессу глазами не слишком доверчивыми, поскольку та предпочла пояснить:

— Не в каждой ведь септиме состоит наследная царевна Уземфа. Ну а залезть на царевну — всякому захочется, будь спокойна. В особенности — тем тщеславным баранам, которых возвысил Кьяр.

Ишь ты, призадумалась Оксоляна, оказывается, наивных сторонников Кьяра будут ловить в основном на меня… Что греха таить, очень лестно. И даже почти не противно чувствовать на своём теле их потные горячие руки.

Вывеска, под которую Лейла завела оксолянину боевую септиму, красноречиво намекала на статус заведения в основанной госпожой сети. «Столица царства уземфских наслаждений» — вот что значилось на вывеске.

А слева — портрет обнажённой Оксоляны в натуральную величину. Кто-то её срисовал, добившись потясающего потретного сходства. Ныне сама Оксоляна была меньше на себя похожа, чем этот соблазнительный портрет.

Когда всё закончится, подумала царевна, надо будет узнать имя художника. По возможности озолотить, подарить ему ночь наслаждений, а под утро перекусить горло.

А что? Всё намеченное вполне сраведливо.

Стоило септиме зайти внутрь заведения, подняться на широкий балкон и худо-бедно расположиться на мягких подушках вокруг курящегося там кальяна, как внизу залопотал зазывала:

— У нас — лучшие мёртвые прелестницы, обученные в самом Уземфе. Не проходите мимо! В нашем цветнике — красивейшие мёртвые суки, которых заводит жестокое обхождение! Вы хотите чего-нибудь необычного? За отдельную плату — даже наследная царевна Уземфа, несравненная Оксоляна! Подходите, пробуйте — не пожалеете!

Восхвалений никогда много не бывает, но здешние звучали чересчур специфически. Оксоляна с полчасика послушала, да и спросила у госпожи Лейлы: