Гарри Поттер и Дары Смерти

Гарри уже спешил туда, куда показал Рон. Два дуба росли рядом друг с другом, между ними на уровне глаз была щель в несколько дюймов, идеальное место, чтобы смотреть, а самого не было бы видно. Однако, на земле у корней не было снега, и Гарри не увидел никаких следов. Он побрёл назад, туда, где стоял в ожидании Рон, продолжая держать меч и Разделённую Суть.

— Что-нибудь есть? — спросил Рон.

— Нету, — ответил Гарри.

— Так как же меч оказался в пруду?

— Должно быть, его положил тот, кто наколдовал Покровителя.

Они оба посмотрели на изукрашенный серебряный меч, его рукоять с рубинами поблёскивала в свете Эрмиониной палочки.

— Полагаешь, этот настоящий? — спросил Рон.

— Один способ это проверить, разве не так? — сказал Гарри.

Разделённая Суть по-прежнему свисала с руки Рона. Медальон легонько подрагивал. Гарри понял: то, что в нём, опять в возбуждении. Оно почувствовало присутствие меча, и попыталось убить Гарри, чтобы не дать ему им завладеть. Сейчас не было времени для долгих споров, пришёл миг уничтожить Суть раз и навсегда. Гарри посмотрел вокруг, высоко подняв палочку Эрмионы, и увидел то, что нужно: камень с плоским верхом, лежащий в тени клёна.

— Пошли туда, — сказал он, пошёл впереди, смёл снег с поверхности камня и протянул руку за Разделённой Сутью. Но когда Рон предложил ему меч, Гарри помотал головой.

— Нет, это ты должен сделать.

— Я? — спросил Рон с потрясённым видом. — Почему?

— Потому что ты вытащил меч из пруда. Я думаю, это тебе предназначено.

Это были не доброта и не великодушие. Так же точно, как Гарри знал, что лань — его друг, он знал, и что именно Рон должен владеть мечом. В конце концов, Дамблдор преподал ему кое-что о некоторых видах магии, о не поддающейся измерению силе определённых действий.

— Я собираюсь его открыть, — сказал Гарри, — а ты его рази. Только сразу, лады? Потому что, то, что там внутри, оно будет драться. Кусочек Ребуса в дневнике пытался меня убить.

— Как ты собираешься его открывать? — спросил Рон. Вид у него был перепуганный.

— Попрошу его открыться, по-змеиному, — сказал Гарри. Ответ пришёл ему на язык с такой готовностью, словно Гарри где-то в глубине давно его знал; может, недавняя схватка с Нагини заставила его это понять. Он смотрел на изогнутое змейкой «С», выложенное поблёскивающими зелёными камешками: было очень просто вообразить его крошечной змейкой, свернувшейся на холодном камне.

— Нет! — сказал Рон. — Не открывай его! Я серьёзно!

— Почему нет? — спросил Гарри. — Надо избавиться от этой проклятой штуки, уже который месяц…

— Я не могу, Гарри, я серьёзно… лучше ты…

— Но почему?

— Потому что эта штука плохо на меня влияет! — сказал Рон, отступая от медальона на камне. — Мне нельзя её касаться! Это меня не извиняет, ну, что я там сделал, но от неё мне хуже, чем тебе или Эрмионе, из-за неё я думаю всякое… то есть, я это и так думал, но от неё ещё хуже. Мне не объяснить, но когда я снял эту штуку, моя голова стала на место, и опять связаться с этой поганью… Гарри, я этого не могу!

Он отступил ещё дальше, мотая головой, волоча меч.

— Ты сможешь это сделать, — сказал Гарри, — сможешь! Ты только что достал меч. Я знаю, это тебе назначено им действовать. Пожалуйста, разделайся с этой штукой, Рон.

Звук его имени, казалось, взбодрил Рона. Он сглотнул, потом, по-прежнему сопя своим длинным носом, снова подошёл к камню.

— Скажи мне, когда, — с трудом выговорил он.

— На счёт «три», — сказал Гарри, глядя на медальон, щурясь, сосредоточиваясь на букве «С», воображая её змеёй, а то, что было в медальоне, топталось, словно пойманный таракан. Его можно было пожалеть — если бы ссадину на шее у Гарри прекратило жечь.

— Раз… два… три… откройся.

Последнее слово было шипением и ворчанием, и золотые дверцы медальона распахнулись с лёгким щелчком.

Под каждым из стеклянных окошек мигал живой глаз, тёмный и красивый, какими были глаза Тома Ребуса, пока он не превратил их в красные, со зрачками-щёлочками.

— Коли, — сказал Гарри, крепко удерживая медальон на камне.

Рон трясущимися руками поднял меч: острие заплясало над неистово бегающими глазами, и Гарри крепко сжал медальон, собирая всю свою храбрость, наяву воображая, как из пустых окошек хлещет кровь.

Потом из Разделённой Сути раздался шипящий голос:

— Я видел твоё сердце, и оно моё.

— Не слушай его, — хрипло сказал Гарри. — Коли!

— Я видел твои мечты, Рональд Висли, и я видел твои страхи. Всё, чего ты желаешь, может сбыться, но и всё, чего ты страшишься — тоже…

— Коли! — крикнул Гарри; его голос эхом отдался в лесу, остриё меча задрожало, и Рон уставился в глаза Тома Ребуса.

— Нелюбимый всегда, нелюбимый матерью, которая мечтала о дочери… Нелюбимый сейчас, нелюбимый девушкой, которая предпочла твоего друга… Всегда второй, вечно в тени…