— Тут ещё, — сказал Гарри. — Ещё одна вещь. Почему моя палочка сломала ту, что была у него?
— Что до этого, тут я точно не знаю.
— Тогда попробуйте угадать, — сказал Гарри, и Дамблдор рассмеялся.
— Что тебе нужно понять, Гарри, это что и ты, и Лорд Волдеморт вместе прогулялись в такие пределы магии, какие никто не знал и не пробовал. Но, я полагаю, здесь произошло вот что, ранее не бывавшее, чего ни один изготовитель палочек никогда, я думаю, не предвидел и не мог объяснить Волдеморту.
Как ты теперь знаешь, когда Лорд Волдеморт возвращал себе человеческий облик, он без своего ведома удвоил связь между собой и тобой. К тебе была по-прежнему привязана часть его души, а сам он, думая усилиться, принял в себя часть материнского самопожертвования. Если бы он только мог представить в точности ужасающую силу этой жертвы, он никогда бы, наверное, не дерзнул прикоснуться к твоей крови… Но, если бы он был способен это понять, он не был бы Лордом Волдемортом, и, наверное, никогда бы никого не убил.
Усилив вашу двойную связь, связав ваши судьбы так крепко, как ещё никогда ничто не связывало двух волшебников, Волдеморт поднял на тебя палочку, у которой была общая с твоей палочкой сердцевина. И, как мы знаем, тут произошло нечто странное. Сердцевины повели себя так, что Лорд Волдеморт, понятия не имевший, что у вас палочки-близнецы, никак не мог этого ожидать.
В ту ночь, Гарри, он был напуган больше, чем ты. Ты принял возможность своей смерти, даже готов был умереть — а на это Лорд Волдеморт был не способен никогда. Твоя отвага победила, твоя палочка пересилила. И в это время что-то произошло между вашими палочками, что-то, подобное сродству между их владельцами.
Я склонен верить, что в ту ночь твоя палочка впитала что-то от силы и свойств палочки Волдеморта, можно сказать, что и от самого Волдеморта. Поэтому, когда он тебя преследовал, твоя палочка узнала его, узнала того, кто тебе и сородич, и смертельный враг, и извергла против него его собственную магию, магию намного более могучую, чем та, которую когда-либо творила палочка Люциуса. В твоей палочке была сила твоей беспредельной отваги и пагубного искусства самого Волдеморта: как же могла выстоять бедная палочка Люциуса Малфоя?
— Но если моя палочка такая могучая, как вышло, что Эрмиона смогла её сломать? — спросил Гарри.
— Мой дорогой мальчик, эти замечательные свойства были направлены на одного лишь Волдеморта, так опрометчиво взявшегося за глубочайшие законы магии. Только против него была та палочка запредельно могучей. А в остальном — палочка как палочка… хотя, не сомневаюсь, очень хорошая, — добродушно закончил Дамблдор.
Гарри задумался; он думал долго, а может быть — секунду. Здесь было трудно судить о таких вещах, как время.
— Он убил меня вашей палочкой.
— У него
— Ладно, сейчас-то я чувствую себя просто здорово, — сказал Гарри, глядя на свои безупречно чистые руки. — А вообще, где это мы?
— Ну, об этом я собирался у тебя спросить, — сказал Дамблдор, оглядываясь вокруг. — Так где же мы, по-твоему?
Пока Дамблдор его не спросил, Гарри этого не знал. Сейчас же, однако, он обнаружил, что ответ у него готов.
— Это похоже, — сказал он медленно, — на вокзал Кинг Кросс. Только слишком чистый и пустой, и поездов что-то не видно.
— Вокзал Кинг Кросс! — Дамблдор не мог сдержать радостного смеха. — Боже мой, в самом деле?
— Ну, а по-вашему, где мы? — спросил Гарри, словно защищаясь.
— Мой дорогой мальчик, у меня ни малейшего понятия. Здесь, скажем так,
Гарри был без понятия, что это может значить; Дамблдор умел взбесить. Он гневно посмотрел на него, потом вспомнил, что есть вопросы поважнее того, где они находятся.
— Дары Смерти, — сказал он, и с радостью увидел, как эти слова смели улыбку с лица Дамблдора.
— Ах, да, — сказал Дамблдор. Он даже немного встревожился.
— Ну?
Впервые за то время, как Гарри знал Дамблдора, он не походил на старого человека, совсем не походил. В нём промелькнуло что-то от маленького мальчика, пойманного за шалостью.
— Ты можешь простить меня? — сказал он. — Простить меня за то, что я тебе не доверял? Что не рассказал тебе? Гарри, я просто боялся, что ты оступишься, как я оступился. Я просто очень боялся, что ты повторишь мои ошибки. Я умоляю простить меня, Гарри. Теперь-то я знаю, что ты лучше меня.
— О чём это вы? — спросил Гарри, поражённый тоном Дамблдора, неожиданными слезами у него в глазах.
— Дары, Дары, — пробормотал Дамблдор. — Мечты отчаявшегося!
— Но они есть на самом деле!
— Они есть, и они опасны, приманка для дураков, — сказал Дамблдор. — И таким дураком был я. Но ты ведь знаешь это, правда? У меня больше нет от тебя секретов. Ты знаешь.
— Я знаю что?
Дамблдор всем телом повернулся к Гарри, и в его ярко-голубых глазах сверкали слёзы.