Вольдеморт медленно повернулся к Гарри. И поднял палочку:
– Круцио!
Эту боль нельзя было сравнить ни с чем: адским огнем горели самые кости, голова раскалывалась по линии шрама, глаза закатились, и Гарри хотел только одного – чтобы все кончилось… потерять сознание… умереть…
И вдруг все прекратилось. Он безжизненно повис на веревках, сквозь пелену глядя в горящие красные глаза. Ночная тишина звенела от хохота Упивающихся Смертью.
– Теперь, я полагаю, вы видите: глупо было считать, будто этот мальчишка сильнее меня, – сказал Вольдеморт. – Но ни у кого не должно оставаться и тени сомнения в том, что Гарри Поттер ускользнул от меня лишь благодаря счастливой случайности. Я докажу это, убив его перед всеми вами, здесь и сейчас, когда рядом нет ни Думбльдора, который мог бы ему помочь, ни матери, которая могла бы умереть вместо него. Однако я дам ему шанс. Ему позволено будет сразиться со мной, и вы более ни на миг не усомнитесь, кто из нас сильнее. Подожди еще немножко, Нагини, – шепнул он, и змея отползла к Упивающимся Смертью. – Теперь развяжи его, Червехвост, и отдай ему его палочку.
Приори инкантатем
Червехвост направился к Гарри, и тот задергал ногами, пытаясь обрести опору, чтобы не упасть, когда развяжутся веревки. Новой серебряной рукой Червехвост вытащил изо рта у Гарри кляп, а потом одним движением разрубил путы.
Пожалуй, на мгновение у Гарри мелькнула мысль о побеге, но поврежденная нога завихляла, едва он на нее встал, а круг Упивающихся Смертью, подступивших ближе к нему и Вольдеморту, сомкнулся так, что разрывов в кольце уже не было. Червехвост выбрался из круга, сходил туда, где лежал Седрик, вернулся с волшебной палочкой и не глядя грубо пихнул ее Гарри в руки. А потом занял свое место в строю.
– Вас учили драться на дуэли, Гарри Поттер? – негромко спросил Вольдеморт. Красные глаза зловеще сверкнули в темноте.
Гарри вспомнил – как будто это было в прошлой жизни, – что во втором классе однажды посетил Клуб дуэлянтов… выучил он там лишь разоружное заклятие, «экспеллиармус»… Спрашивается, какой толк (даже в том невероятном случае, если это удастся) лишать Вольдеморта волшебной палочки, когда вокруг не меньше тридцати его верных слуг? Нет, Гарри никогда не учили тому, что хоть как-то сейчас бы пригодилось. Он понимал, что вот-вот столкнется с тем самым, против чего всегда предостерегал Хмури… неблокируемое убийственное проклятие… Авада Кедавра… и Вольдеморт прав: мамы рядом нет, умереть за него некому… он совершенно беззащитен…
– Сначала мы должны поклониться друг другу, Гарри, – сказал Вольдеморт, сгибаясь в легком поклоне, но не опуская змеиного лица и не сводя с Гарри глаз. – Давай же, этикет нужно соблюдать… Думбльдор был бы доволен, увидев, какой ты воспитанный… поклонись своей смерти, Гарри…
Упивающиеся Смертью загоготали. Безгубый рот Вольдеморта скривился в усмешке. Гарри не стал кланяться. Нет уж, он не позволит Вольдеморту играть с собой, как кошка с мышью… не доставит ему такой радости…
– Я сказал,
Вольдеморт вскинул палочку, и, не успел Гарри что-то предпринять – в сущности, он не успел даже пошевелиться, – его снова настигло пыточное проклятие. Боль была такой страшной, такой всепоглощающей, что он уже не понимал, где находится… тело пронзали тысячи добела раскаленных клинков… голова сейчас точно расколется… он никогда в жизни так не кричал…
Внезапно боль отпустила. Гарри перекатился по земле и вскочил; его колотило, совсем как Червехвоста, когда тот отрубил себе руку; спотыкающиеся ноги повлекли его к стоящим стеной зрителям, и те толкнули его назад, к Вольдеморту.
– Маленький перерыв, – Вольдеморт в восторге раздул ноздри-прорези, – перерывчик… что, больно, Гарри? Наверное, ты не хочешь, чтобы я повторил, нет?
Гарри не ответил. В безжалостных красных глазах он читал свою судьбу: он умрет, умрет, как Седрик… умрет, и ничего тут не поделаешь… но подыгрывать Вольдеморту он не намерен. Подчиниться ему? Никогда!.. Молить о пощаде? Ни за что!
– Я тебя спрашиваю: ты хочешь, чтобы я повторил? – почти прошептал Вольдеморт. – Отвечай! Империо!
И Гарри ощутил, как из головы улетучиваются все мысли… Как же это приятно, ни о чем не думать, он словно плыл куда-то во сне…
Ни за что, отвечал упрямый голос откуда-то с задворков сознания, не буду говорить, не буду…
Не буду, не буду я этого говорить…
– НЕ БУДУ!