Гарри Поттер и новая семья. Четвертый курс (СИ)

Но на востоке все было иначе. Византии тоже пришлось нелегко, она потеряла всю северную Африку, Палестину, Сирию, часть Балкан... И все же, несмотря ни на какие трудности, в ней сохранялась сильная власть и относительный по сравнению с западным миром порядок. Стены Константинополя надежно защищали его от всех нашествий, и за периодами смут и отступлений рано или поздно наступало возрождение.

А поскольку церковь в Византии тоже сильно зависела от императора, то и волшебникам было выгоднее не обособляться и противопоставлять себя маглам, а наоборот, сотрудничать с центральной властью. Официально это никогда не признавалось, и простые люди про волшебников ничего не знали. Аналог Статута о секретности в Византии приняли почти на тысячу лет раньше, чем в западной Европе, но он ограничивал волшебников лишь в публичном проявлении своих способностей. Конечно, волшебники тогда еще не умели того, что умеют сейчас, но, например, секрет греческого огня не был раскрыт врагами Империи только потому, что на всех, кто его знал, накладывалось заклятие неразглашения.

Но даже волшебники не могли остановить исторический процесс. Почти тысячу лет Империя медленно приходила в упадок и сокращалась в размерах, и в 1204 году Константинополь, наконец, пал перед врагами. Крестоносцы и поставленные ими латинские императоры относились к колдовству гораздо менее терпимо, и волшебники были вынуждены или скрываться, или бежать в Болгарию, которая находилась под сильным влиянием Византии и переняла у нее многие культурные традиции, в том числе и традицию сотрудничества правителей с волшебниками.

На этом месте Бруно, не выдержав, уронил голову на руки и захрапел.

— Чурка ты необразованная, — ласково сказала Саша. — Если не интересно, так хоть не мешай. Пойди, вон, лучше на стадион местный посмотри, тебе на нем завтра стометровку пересдавать.

— У вас в школе есть физкультура? — на лице Гермионы отразилось крайняя степень отвращения.

— А как же, — кивнула Саша. — Физическая выносливость очень важна для тех, кто занимается боевой магией.

— Пойдем, Бруно, — предложил Гарри. — Я тебе там все покажу. Ты играешь в квиддич?

— Ja. Я охотник в команде Волчановой.

— Круто! А Крам тоже с вами играет? — восхитился Гарри.

— Ну, понеслась, — проворчала Саша. — Все, Бруно нашел родственную душу, теперь он до обеда ни о чем, кроме квиддича, говорить не будет. Ладно, так о чем это я... Ах да.

Так вот, до 1204 года волшебники — не все, конечно, но многие, — учились в Константинопольском университете. Большая часть программы у них состояла в изучении философии, риторики, математики, музыки... в общем, всего того, что требовалось для образованного имперского чиновника и придворного. Ну и волшебству, естественно, там тоже учили, хоть и не так глубоко, как сейчас. Считалось, что подлинная магия передается только по наследству и овладеть ей можно лишь внутри рода, эта концепция называлась гонисиомагией,[16] и на ее основе старые чистокровные семьи еще долго пытались обосновать свои привилегии... впрочем, это уже другая история.

После взятия города крестоносцами преподавателей-волшебников из университета изгнали, они бежали в Болгарию и создали в Балканских горах Тырновскую академию. В то время Болгарское царство переживало расцвет, царь Иван Асень Второй даже именовал себя «Царем ромеев», то есть византийцев, и многие полагали, что он отвоюет у латинян Константинополь и станет новым императором. Но после его смерти Болгарское царство ослабло, и волшебники снова были вынуждены искать новое место.

И тут Нерида Волчанова — это одна из соосновательниц, в ее честь назван наш факультет, очень кстати встретила главу немецкой школы Харфанга Мюнтера. В Германии тогда как раз начали преследовать волшебников, так что немцы тоже решили перенести свою школу подальше от любопытных глаз. Им двоим понадобилось около десяти лет, чтобы найти подходящее место и зачаровать его так, чтобы никто не мог определить, где именно оно находится. И до сих пор никто не знает, как они это сделали.

Добраться в школу можно было только по воде, поэтому новую школу и назвали «Дорнстранд», от древнегреческого δόρυ — корабль, и немецкого strand — берег, потом это название исказилось до «Дормштранга», и, наконец, стало «Дурмстрангом».