— И если она захочет поговорить с тобой наедине, — словно прочитал его мысли Люциус, — а она захочет, не сомневайся... Так вот, ты к ней пальцем не притронешься, ты понял? Делай что хочешь, умоляй ее о прощении, говори, что твое сердце разрывается от отчаяния, но интересы рода превыше чувств. И запомни, отныне никаких отношений с этой девушкой у тебя быть не должно. Если я узнаю, что ты не сдержал свои руки... или другие части тела... Я лично найду тебе невесту по своему вкусу, не считаясь с твоим мнением, и возьму с тебя такие обеты, что ты даже смотреть на других девушек не сможешь. Ты понял?
— Да, папа, — понурился Драко.
— Вот так! — Люциус постепенно успокоился и вернулся в свое кресло. — Если бы ты просто пару раз приятно провел с ней время, все было бы нормально. В конце концов, все понимают, что у молодых людей есть определенные потребности, сдерживать которые не просто бесполезно, но и вредно. И если бы ты связался с девицей попроще, из тех, кому можно спокойно отказать, я бы тоже слова тебе не сказал. Но полгода с девушкой из древнейшего и благороднейшего рода, при том, что все окружающие уже видели вас парой и ждали лишь официального подтверждения — это уже не простая интрижка! Ты обязан был быть готовым к серьезным обязательствам. Постарайся запомнить это, сын, и не заставляй меня больше краснеть за тебя.
— Да, папа, — повторил Драко.
1 июля 1993 года, Азкабан
— Так это, стало быть, и есть знаменитый Сириус Блэк?
Скорчившийся в углу Бродяга уставился на незнакомца в зеленом котелке. Еще один друг? Но этого человека он не знал. Зато стоявшего рядом с ним Зеда Мэйнарда, старшего надзирателя сектора содержания неисправимых преступников, наоборот, знал слишком хорошо. И уж он-то совершенно точно не был его другом.
Бродяга бросил взгляд на свернутую газету, торчавшую из кармана Зеленого Котелка. Что-то привлекло его внимание... Он не мог понять, что, но Хозяин, который последнее время чувствовал себя намного лучше и уже мог смотреть на мир его глазами, вдруг забился внутри черепа и зашелся беззвучным криком.
— Совсем спятил, господин министр, — произнес Мэйнард. — Воображает себя собакой, бегает по камере на четвереньках, гавкает, вшей ищет...
— В точности, как Локхарт... — задумчиво произнес Фадж. — Хм. Не поэтому ли Дамблдор им заинтересовался?
— Этого нам господин Верховный чародей не докладывал, — ответил Мэйнард. — Он только посмотрел на него и назад пошел. Я ж все время рядом с ним стоял, все видел.
— Н-да... Ну что ж, сумасшедший он или нет, я обязан спросить, — министр принял официальный вид. — Господин Блэк, есть ли у вас какие-нибудь жалобы или пожелания?
Впервые за много лет Хозяин смог взять контроль над их с Бродягой общим телом.
— Господин министр, — прохрипел он. — Газета... пожалуйста, дайте мне!
— Надо же, — усмехнулся Мэйнард. — Молчал столько лет, а как вас увидел, так заговорил! Уважает, видать, власть-то. Хоть и пожиратель, а тоже соображение имеет.
Удивленный министр опустил взгляд и только сейчас заметил, что из его кармана торчит свежий номер «Пророка». Он смутно припомнил, что читал его перед самым отъездом в Азкабан. Потом его отвлек Дамблдор, заглянувший в Министерство по пустяковому поводу, и он, должно быть, машинально сунул газету в карман.
— Ну, полагаю, от этого не будет вреда, — произнес он, бегло просматривая заголовки.
Ничего особенного в этом номере не было — статистика чемпионата по квиддичу, фотография выигравших в лотерею Уизли, очередной пересказ истории со зверем в Хогвартсе, обсуждение запрета на импорт ковров-самолетов, светская хроника... Но, конечно, для того, кто просидел двенадцать лет в Азкабане, любая строчка будет глотком свежего воздуха.
Свернув «Пророк» в трубочку, он просунул ее сквозь решетку. Блэк, вцепившись в газету, бросился в дальний угол, повернулся к решетке спиной и скрючился над своей добычей, словно боясь, что ее сейчас отнимут.
— Хогвартс! Он в Хогвартсе! — услышал министр возбужденное бормотание. — Все эти годы... месть...
— Что это его так взбудоражило? — удивился Фадж.
— Да кто ж его знает, господин министр, — ответил Мэйнард. — У него в мозгах, поди, уже все перепутано за столько лет...
Несколько секунд Фадж раздумывал, не приказать ли ему отнять газету у заключенного, но решил, что это лишнее. В конце концов, какая разница, о какой такой «мести» думает Блэк? Из Азкабана-то он даже после смерти не выйдет.
Бросив последний взгляд на узника, Фадж направился к выходу. Надзиратель услужливо пропустил министра вперед и, когда тот отошел от камеры, уголками губ улыбнулся Бродяге.
— А ты небезнадежен, дорогой, — шепнул он. — Пожалуй, сегодня ночью я тебя навещу.
Здесь, в камерах для неисправимых преступников, свет не гас никогда. Официально считалось, что это ради безопасности, чтобы заключенные не смогли сделать что-то, скрывшись в темноте. На самом деле это было дополнительным наказанием: исходящий от стен и потолка свет не давал теней и лишал глаза привычных ориентиров.