Гарри взглянул на Рона.
— Хорошо, — сказал он, стараясь говорить таким тоном, будто всё это письмо воспринял как шутку, — если ты хочешь… хм… забыл… — Он пробежал взглядом по письму Перси, — о, да, "прекратить отношения" со мной, то, клянусь, я не вспылю.
— Отдай это, — сказал Рон, протянув руку. — Он…, - судорожно сказал Рон, разрывая письмо Перси пополам, — …самый большой, разрывая письмо на четвертинки, — …в мире — разрывая на восемь частей, — …мерзавец, — и выкинул остатки письма в огонь.
— Давай, нам нужно успеть закончить это до заката, — оживлённо сказал он Гарри, снова разворачивая перед собой трактат для профессора Трелони.
Гермиона смотрела на Рона со странным выражением на лице.
— О, дайте их мне… — внезапно сказала она.
— Что? — удивился Рон.
— Дайте их мне, Я проверю их и исправлю, — предложила она.
— Ты серьёзно? Ах, Гермиона, ты наша спасительница! — воскликнул Рон, — Что я могу…
— Ты можешь сказать: "Мы обещаем, что никогда не будем так запускать домашние задания", — отвлеченно произнесла она, протянув руки за их пергаментами.
— Огромное спасибо, Гермиона! — слабо проговорил Гарри, передавая свой трактат, и протер глаза.
Время было уже за полночь, и в гостиной не было никого, кроме их троих и Косолапуса. Единственным доносившимся звуком был скрип пера Гермионы, вычеркивающей одно за другим предложения в их сочинениях, а также шелест страниц, когда она сверялась со множеством книг, разбросанных по столу. Гарри был изнурён. Он опять ощущал необычное, болезненное, пустое чувство внутри, не имевшего ничего общего с усталостью, а возникло из-за этого письма, которое сейчас съеживалось в пламени.
Он знал, что половина Хогвартса считала его, как минимум, странным, даже сумасшедшим; он знал, что "Прорицательская газета" писал про него лживые статьи в течение многих месяцев, но было что-то в этом письме Перси, в этих советах Рону оставить его и даже рассказать о нём Умбридж, что делало эту ситуацию реальной, как никогда прежде. Он знал Перси четыре года, был у него дома во время летних каникул, жил с ним в одной палатке во время Всемирного Чемпионата по Квиддичу, и даже получил от него высокие оценки на прошлогоднем Тремудром Турнире, — и сейчас Перси думает о нём как о неуравновешенном и, возможно, вспыльчивом человеке.
С волной симпатии к своему крестному, Гарри вдруг подумал, что Сириус, возможно, был единственным человеком, который на самом деле понимал его чувства, поскольку он был в такой же ситуации. Практически все в колдовском мире думали о Сириусе как об опасном убийце и великом подвижнике Волдеморта, и ему пришлось прожить с этим вот уже 14 лет…
Гарри моргнул. Он только что увидел в пламени то, чего там не должно было быть. Что-то попало в поле зрения, и тут же исчезло. Нет… этого не может быть… он подумал, что это из-за того, что он думал о Сириусе…
— Хорошо. Теперь перепишите это, — сказала Гермиона Рону, протягивая ему исправленный трактат и чистый лист, — затем добавь это заключение, которое я написала для тебя.
— Гермиона, ты действительно самый удивительный человек, которого я когда-либо встречал — слабо произнёс Рон, — …и если я ещё когда-нибудь тебя обижу…
— …Я узнаю, что ты снова стал нормальным, — ответила Гермиона. — Гарри, с твоей работой всё в порядке, кроме маленького отрывка в самом конце, мне кажется, ты не расслышал, что говорила профессор Трелони: Европу покрывает лёд, а не йод.
— Гарри?
Гарри сполз со своего кресла на обоженный и закопченный коврик у камина, и, стоя на коленях, склонился над пламенем.
— Хм… Гарри? — озадаченно спросил Рон, — Чего ты там сидишь?
— Я только что видел в огне голову Сириуса! — ответил Гарри.
Он говорил довольно спокойно; в конце концов, он действительно видел голову Сириуса в этом самом огне в прошлом году и разговаривал с ней; но, тем не менее, он не был до конца уверен, что он видел ее на самом деле в этот раз… Она исчезла слишком быстро…
— Голову Сириуса? — повторила Гермиона. Ты имеешь в виду — как в прошлом году, когда он говорил с тобой во время Тремудрого Турнира? Но ему не стоило бы делать это сейчас, это было бы слишком… Сириус!
Она открыла от удивления рот, уставившись на огонь; Рон опустил своё перо. Там, посреди танцующего пламени была голова Сириуса, его длинные тёмные волосы спадали вокруг улыбающегося лица.
— Я уже начал думать, что ты пошёл спать раньше, чем исчезнут все остальные — сказал он. — Я проверял каждый час.
— Ты что, прыгал в огонь каждый час? — спросил Гарри, засмеявшись.
— Только на несколько секунд — проверить, что все чисто.
— А что, если тебя бы кто-нибудь увидел? — тревожно спросила Гермиона.
— Да, я думаю, одна девочка-первокурсница, судя по виду, может быть, мельком и увидела меня, но не волнуйся, — поспешно сказал Сириус, когда Гермиона закрыла рот рукой, — Я как раз исчез в тот момент, когда она обернулась, и, бьюсь об заклад, она подумала что это было какое-нибудь причудливое полено.
— Но Сириус, это же ужасно рискованно! — начала Гермиона.