Гарри Поттер и Орден Феникса

   - Я в прошлый раз рассказал Сириусу.

   - Нужно рассказать и про этот случай!

   - Но это же невозможно, - насупился Гарри. - Амбридж контролирует и камины, и сов – надеюсь, ты не забыл?

   - В таком случае, расскажи Дамблдору.

   - Я же только что тебе сказал, что он в курсе, - возразил Гарри. Он встал, снял с вешалки плащ и набросил его на плечи. – Что толку повторять?

   Рон закутывался в свой плащ и глядел на Гарри, о чем-то задумавшись.

   - Все же Дамблдор предпочел бы об этом узнать, - сказал он.

   Гарри пожал плечами.

   - Идем, нам сегодня еще Чары обеззвучивания отрабатывать…

   Они поспешили назад в замок, скользя по мокрой траве и спотыкаясь в темноте. Ни один из них не проронил ни слова. Гарри пытался понять, чего же добивается Волдеморт, и что не происходит так скоро, как он того хочет.

   «У него есть и другие планы… планы, которые он сможет реализовать под покровом абсолютной секретности… это нечто такое, что он может получить только обманом… своего рода оружие, которое ему не удалось заполучить в прошлый раз».

   Долгие недели Гарри не возвращался в памяти к этим словам, поскольку его слишком захватило все происходящее в Хогвартсе: непрекращающееся противостояние с Амбридж, необоснованное и предвзятое вмешательство Министерства… Но сейчас эти слова всплыли в памяти и заставили задуматься… Ярость Волдеморта имела бы смысл в том случае, если бы перспектива завладеть этим оружием была по-прежнему столь же далека.

   Удалось ли Ордену пресечь его попытку захватить это оружие? И где оно сейчас? В чьих руках?

   - Мимбулус Мимблетония, - раздался голос Рона, и Гарри очнулся от раздумий ровно в тот миг, когда нужно было переступить через отверстие с портретом.

   Гермиона, как оказалось, уже ушла спать, оставив в гостиной уютно устроившегося в кресле Хитрюгу и гору мешковатых шапочек для эльфов на столике у камина. Гарри был даже отчасти рад тому, что ее не оказалось рядом, поскольку не испытывал ни малейшего желания обсуждать свои болезненные ощущения в области шрама и выслушивать ее увещевания о необходимости рассказать обо всем Дамблдору. Рон не переставал поглядывать на него с тревогой, но Гарри достал учебник по зельям и взялся за эссе, однако это была одна лишь видимость работы. К тому моменту, как Рон известил его, что отправляется спать, в эссе Гарри не прибавилось ни единой строчки.

   Наступила и минула полночь, а Гарри вновь и вновь перечитывал один и тот же абзац о применении ложечника, бороздоплодника и ахиллеи, не в состоянии вникнуть в смысл…

   «Травы оные зело удачливы по части возбуждения мозга, а посему много применимы в приготовлении Помрачающих и Одурманивающих чаев, призванных разжигать гневливость и бесшабашность…»

   … А ведь Гермиона сказала, что Сириус становится бесшабашным, просидев столько времени взаперти на Площади Лихогнилль…

   «… зело удачливы по части возбуждения мозга, а посему много применимы…»

   … в «Ежедневном прорицателе» точно сочтут, что у него случилось возбуждение мозга, если дознаются, что он может чувствовать настроение Волдеморта…

   «… много применимы в приготовлении Помрачающих и Одурманивающих чаев…»

   … «Помрачающих» - как точно сказано; так почему же ему дано считывать чувства Волдеморта? Что за таинственная связь между ними, по поводу которой Дамблдор не может дать вразумительного объяснения?

   «… призванных…»

   … глаза слипаются…

   «…разжигать гневливость и бесшабашность…»

   … По окнам по-прежнему барабанил дождь, а сидеть в кресле у камина было тепло и уютно под урчание Хитрюги и мерное потрескивание огня…

   Книга вывалилась из расслабленных пальцев Гарри и с тихим стуком упала на прикаминный коврик. Голова откинулась в сторону…

   И снова он двигался по коридору без окон, а эхо разносило звук его шагов. Дверь в конце коридора угрожающе приближалась, и сердце бешено колотилось от волнения. Суметь бы открыть ее… войти внутрь…

   Он вытянул вперед руку… кончики пальцев почти касались двери…

   - Гарри Поттер, сэр!

   Вздрогнув, Гарри очнулся ото сна. В гостиной не осталось ни одной горящей свечи, но он почувствовал какое-то движение рядом с собой.

   - Кто здесь? – спросил Гарри, выпрямившись в кресле. Огонь в камине едва тлел, и в гостиной было совсем темно.

   - Добби принес вашу сову, сэр! – послышался скрипучий голосок.

   - Добби? – еще не совсем проснувшись, переспросил Гарри, вглядываясь в темноту в надежде разглядеть, откуда слышится голос.

   Добби, домовой эльф, стоял около столика, где Гермиона накануне оставила около полудюжины свежесвязанных шапочек. Его огромные заостренные уши виднелись из-под некоего сооружения, состоявшего, казалось, из всех шапочек, когда-либо связанных Гермионой и натянутых одна на другую. От этого голова Добби вытянулась вверх фута на два, а то и три, а на венчавшем пирамиду помпоне восседала умиротворенно ухающая и явно выздоровевшая Эдвига.