Гарри Поттер и Полукладбище Лунопухов (СИ)

— То есть его судьба была предрешена даже не при рождении, а еще до него? — поднял бровь Гарри. — Это относится ко всем злодеям, сэр? Стоит ли их сажать в Азкабан, как только они родились, или стоит подождать, пока им исполнится хотя бы пять лет?

— Я не готов сейчас говорить о Томе, — вздохнул Дамблдор. — Или о мисс Блэк, на которую ты намекал. Полагаю, позже мы можем вернуться к этому вопросу… К обоим этим вопросам. Но сейчас меня беспокоит, как вернуть в Хогвартс Драко. И я вновь вынужден напомнить тебе о важности этой задачи.

— Я мог бы поддаться ему в квиддич, — предложил гриффиндорец. — У него это старая мечта, победить меня хотя бы в погоне за снитчем. Думаю, если он хотя бы изобразит раскаяние, его можно было бы допустить в команду. Ну, понятно, не надо ему говорить, что я поддамся, но уж Вам-то будет не слишком сложно внушить Дракусику, что у него есть неплохой шанс?

— И ты готов подвести своих товарищей по команде? Я предпочел бы не лгать мальчику, даже говоря всего лишь о возможностях.

— Если это поможет моим друзьям выжить в неизбежной в случае возвращения Тома войне — даже секунды раздумывать не буду.

— Это… очень по-слизерински, Гарри.

Юноша усмехнулся, надеясь лишь, что его улыбка не будет столь же гаденькой, как у Малфоя-младшего.

— По-моему, уже весь Хогвартс в курсе, что изначально Шляпа предлагала мне Слизерин. И если бы я столкнулся у мадам Малкин с Терри Хиггсом вместо моего… донора, я вполне мог бы оказаться именно там.

О иных критериях выбора Дома он, разумеется, умолчал.

— Хорошо, и спасибо за предложение, Гарри, — с легкой тенью удовлетворения блеснул очками Дамблдор. — Я полагаю, это то, с чего можно хотя бы начать. Но, если не возражаешь, я хотел бы обсудить с тобой еще один вопрос. Сразу говорю — трудный и неприятный для тебя вопрос.

Во рту у юноши пересохло: он не знал, о чем именно намеревался говорить с ним Повелитель Памяти, но вот о ком именно, было кристально ясно.

— Гарри, — вздохнул директор. — Я понимаю, что пытаюсь вмешаться не в свое дело… Но ты упомянул, что совершенно естественно простить того, кто совершил случайную ошибку, не имея в виду ничего плохого?

— Я действительно так считаю, — кивнул слегка изумленный Гарри; его худшие ожидания почему-то не оправдались.

— Тогда я бы очень просил тебя простить мисс Грейнджер.

— ЧТО?! — от него потребовалось все самообладание всех самых стойких Маленьких Гарри, чтобы не разнести все в гостиной в мелкие дребезги сорвавшейся с катушек магией.

— Я не хотел причинить тебе… дополнительную боль, — виноватым тоном продолжил Дамблдор, — но я уверен, что она говорила… и затем действовала… из лучших побуждений. Возможно, в этом снова была моя ошибка, но я просто не мог рассказать о Пророчестве одиннадцатилетнему мальчику и уж тем более двенадцатилетней девочке, которой это пророчество формально даже не касалась.

— Так, — Гарри немного успокоился. — Простите, профессор, я ничего не понимаю.

— Вы… Вы поссорились не из-за….

— Я даже не слышал этого пророчества. Оно разбилось. И я его действительно не слышал. Да и не хочу — я говорил Вам об этом несколько раз.

— Значит, его слышала только мисс Грейнджер. И, возможно, Сириус.

— Почему Вы так считаете, профессор? — Гарри был спокоен: это был бой. Очередной бой.

— Во-первых, я льщу себя надеждой, что даже если я изучил тебя и не слишком хорошо, Гарри, то вполне достаточно для того, чтобы понять, что ты не можешь проигнорировать даже столь мало ценимый тобой… источник информации. Во-вторых, мисс Грейнджер, откровенно презиравшая Прорицания, не только сдала экзамен СОВ по этому предмету на проходную оценку, но и, насколько я знаю, планирует записаться к профессору Трелони на курс ЖАБА. И произошло это примерно в то же время, когда Том старательно выманивал тебя в Зал Пророчеств, а ты в это же время, как я понял, выманивал туда же его самого.

— Понятно, — Гарри оперся переносицей на кончики пальцев. — И Вы решили…

Он лихорадочно рассуждал. Дамблдор говорил об одиннадцатилетнем мальчике и двенадцатилетней девочке. Что могла отмочить Гермиона с девятнадцатого сентября девяносто первого по конец июня девяносто второго? Причем такого, что это всплыло только через четыре года, в связи с…

Черт! Это было… Ну да, что же еще?!

— Простите, профессор, — он изобразил улыбку. — Я все время забываю, что никто, кроме меня на четвертом курсе, не дарил Вам теплые носки. Кстати, спасибо Вам за ответный шарф!

— Носки? — удивился Дамблдор.