— Я… очень волновался, — нервно ответил Гарри. — Гермиона, я… Боюсь, я слишком много выпил. Ну… легкое вино из отцовских погребов, помнишь же?
— Помню, — нахмурилась девушка. — А еще я помню, как ты незаметно исчезал практически все, что тебе наливали. А эту жуткую ракию так и вообще всю до капельки.
— Ну… и я, наверное, перенервничал…
— Ничего страшного, любимый, — она положила руку на его грудь. — Тогда мы просто полежим в обнимку.
— Я так тебя люблю, — прошептала она, когда упавший прямо на лицо луч уже даже не утреннего, а скорее почти полуденного солнца заставил юношу открыть глаза.
— Я тоже… — он просто не мог врать ей, — …забочусь о тебе.
— Что случилось, Гарри? — спросила она. — Расскажи мне! Пожалуйста!
— Я… Я очень боюсь за тебя, — он опустил глаза. — После… После того… как…
— Но… Но ведь со мной ничего…
Со двора разнесся раскатистый выстрел. Одежда словно бы материализовалась на обоих, и они выскочили из летней кухни с палочками наголо; левая рука Гарри пыталась нащупать на поясе отсутствующий здесь и сейчас револьвер.
Виктор и Лаванда стояли у ворот сеновала, изрядно встрепанные. Из дула винтовки, которую Виктор держал в руке, курился дымок. Собравшиеся во дворе родственники удовлетворённо гомонили. Гарри заметил, что новоиспеченная миссис Крам вытягивает что-то из-за широкого пояса.
— БАБАХ! БАБАХ! БАБАХ! БАБАХ! БАБАХ! — пять выстрелов в воздух заставили толпу сначала замереть, а потом, когда до всех (или, по крайней мере, до большинства) дошло, взорваться уже восхищенным, ну и, чего греха таить, частично завистливым, ревом.
Который превратился уже во что-то совсем невообразимое, когда Лаванда, выдержав тщательно выверенную драматическую паузу, выстрелила еще два раза.
— Спасибо вам обоим — и за вино, и за револьвер, и за мантию-невидимку, — прошептала бывшая мисс Браун, когда все немного успокоились и она смогла, наконец, поговорить с друзьями под предлогом возвращения одолженного «Веблея». — И за твою книгу, Гермиона, она тоже очень помогла. И да. Мантия все-таки уцелела. Ну или ее, по крайней мере, можно починить. Она почти так же хороша, как твоя, Гарри, — подмигнула новобрачная.
Старый джип карабкался по узкой дороге не хуже горного козла. Трясло не сильно: амортизирующие чары на сиденьях были превосходными, так что ни ребра, ни плечо Гарри, изрядно пострадавшие в довольно жестком (причем жестком по его же инициативе) утреннем спарринге, его не беспокоили.
— Вам надо идти наверх, — обернулся к ним с водительского места Волчанов, когда вездеход, скрипнув тормозами, остановился у полуразвалившейся невысокой башни, рядом с которой начиналась каменистая тропинка. — Два ста, три ста метров. Там маленкий дом, тоже из камен, в нем еще гайдуки прятат се, и про него мало кто знат. И чары. Там без опасност.
— Тут внизу, — указал на развалину все еще потирающий скулу Волков, — будут люди, они не показыват се и не ходит к вам, но если надо — они помогут.
— Там ест пища и вода. Если надо — мы приносит еще. Вы можете жит там сколко надо.
— Спасибо, — Гарри пожал обоим загонщикам руки, рефлекторно стараясь не выпускать из виду Гермиону. — Спасибо вам.
— Други от Виктор — наши други, — усмехнулся Волков.
Гарри указал Гермионе на тропинку. Она нахмурила брови, видимо, желая что-то возразить, но передумала и, подхватив с сиденья маленькую бисерную сумочку, двинулась вперед. Гарри прикрывал ей спину.
До наполовину ушедшей в землю каменной хижины они дошли довольно быстро, не перемолвившись по дороге ни словом. Затем они примерно полчаса приводили свое временное жилище в порядок, причем вместимость сумочки мисс Грейнджер, из которой появлялись все новые и новые предметы обихода, крайне впечатлила Гарри.
— Ты голоден? — спросила она, когда в подвешенной к потолочной балке старинной керосиновой лампе заплясал волшебный огонек.
— Не очень, — ответил он. — Мы же хорошо позавтракали перед дорогой, помнишь?
— Я думала, что ты воспользуешься этим предлогом, чтобы отложить разговор, — лишенным эмоций голосом промолвила девушка.
— А смысл? — спросил юноша.
— Гриффиндорец, — поставила диагноз мисс Грейнджер. — Но… Но я не хочу заставлять тебя говорить… если ты не хочешь. Ты… Ты разлюбил меня? — спросила она, вступая в противоречие сама с собой.
— Я… Прости, но… когда я увидел тебя такой… лежащей на полу… окровавленной, и… И у тебя изо рта слюна капала, как у…
Гермиона прижала ко рту оба кулачка.
— Я подумал, что Нотт тебя довел «Круциатусом» до безумия, как Лестрейнджи с Краучем родителей Невилла, и… Во мне словно бы что-то умерло, — продолжил юноша. — Я понял, что я тоже мертв, хотя и… дышу почему-то. А потом Лаванда… Она затолкнула нас с Ноттом туда, в Ванную Префектов, утащила нас в прошлое и… И оказалось, что это была не ты, а сам Нотт под твоей обороткой. Но я… я уже…