Гарри Поттер и… просто Гарри

— Спасибо, Натан. Значит, большинство, — криво усмехнулся я, — Чудно! Вы открыли мне глаза на действительность! Малфой — козёл, значит все слизеринцы — тоже. Видимо, каждый слизеринец носит фамилию Малфой — а я то и не знал! Я же здесь недавно! И друг мой, оказывается, тоже такой, как Малфой. И неважно, что его мать убили Пожиратели Смерти, неважно, что он вообще не хотел учиться магии, и что он не любит скорее магов, чем магглов — всё это неважно! — я уже почти кричал, — у нас ведь есть одна мантра — «все слизеринцы одинаковые». Зачем думать, когда и так всё ясно?

Стояла тишина и все присутствующие глазели на меня. Я не знаю, почему они меня слушали, да и сам я не являюсь любителем поговорить на публике, но тогда меня прорвало.

— С самого начала моей здесь учёбы, я только и слышу, как все вы здесь ноете — «слизеринцы то, слизеринцы сё», — злым голосом продолжил я, — да просто житья от них нет! И вот они сами пошли вам навстречу! Сами! Первые! Но нет! Вы воротите нос! Что же вы хотите? Что бы Малфой вам рухнул в ноженьки? Чтобы Паркинсон занималась с отстающими первоклассниками? Вот уж этого не дождётесь, уж извините. Но вы не хотите мириться с нормальными слизеринцами! А знаете почему? Да потому что вам это нравится! Ведь это здорово — всегда есть, кого проклинать, всегда знаешь, кто виноват. Чем же плохо?

— И знаете, что я вам ещё скажу? — совсем разошёлся я, — слизеринцы и в половину так не высокомерны, как гриффиндорцы! Ведь мы себя так любим, правда? Мы ведь все такие классные ребята! Такие честные, благородные, храбрые! И как же мы можем якшаться с этими гнусными слизеринцами? А вы никогда не думали, что ваше же высокомерие и делает из них козлов?!

— Ты сейчас факультет оскорбляешь, Поттер, — хмуро заметил один семикурсник, — на котором, кстати, и твои родители учились…

— И Петтигрю, — гаркнул я, разозлившись ещё больше от упоминания о родителях, — который предал их и виновен в их смерти, тоже! И он тоже — гриффиндорец! Я и это прекрасно помню!

Я под тяжестью молчаливых взглядов отправился в спальню. Но вдруг развернулся и сказал своё последнее слово:

— Шляпа хотела отправить меня в Слизерин, — громко сказал я, наблюдая с каким-то странным удовольствием вытягивающиеся от такого признания лица, — и мне начинает казаться, что я сделал неправильный выбор!

Глава Тридцать Седьмая, в которой слизеринцы показывают характер

Проснулся я на следующее утро в ужасном расположении духа, нервный и с гудящей головой. Давно заметил — если ложишься спать в подобном состоянии, то и встаёшь соответственно.

Одевшись, я пошёл на завтрак, сохраняя абсолютное равнодушие к преследовавшим меня взглядам. Была суббота, студенты не торопились на занятия. Со мной никто не заговаривал, да я особо и не расстроился. Наоборот, может и к лучшему — я ведь могу и нагрубить ненароком.

За гриффиндорским столом первым, что бросилось мне в глаза, были мои подруги. Лу и Джинни — одна по левую руку, другая по правую — явно наседали на Гермиону с каким-то вопросом. Та решительно отнекивалась, мотала головой в знак протеста и даже покрутила пальцем у виска.

— Гермиона, я же тебе говорила, что… — убеждала её Джинни, когда я подошёл к ним сзади.

— Здравствуйте, девушки! — поздоровался я более раздражённым тоном, чем собирался, — о чём такая активная дискуссия?

Судя по тому, как они синхронно подскочили и покраснели, активная дискуссия была, кажется, обо мне. Впрочем, развёрнутого ответа я от них и не ждал.

— Это была отличная речь, Гарри, — разом переменила тему Лу.

— Да, Черчилль со своим Фултоном отдыхает, — вяло усмехнулся я, — да вас же не было вчера.

— Мы были, — сказала Джинни, — к середине подошли. Ты просто нас не заметил, мы в сторонке стояли.

Я молча принялся за завтрак. Есть не хотелось — еда казалось безвкусной дрянью, хотя эльфы, я уверен, приготовили всё как всегда прекрасно. Нервы, нервы… Интересно, а нервные клетки волшебники восстанавливают?

— Гарри, мы хотели зайти к тебе после твоего ухода, — тихо произнесла Гермиона, — но Лу сказала, что ты в таком состоянии можешь послать нас куда подальше.

— Могу, — согласился я, проглатывая кусок запеканки. Потом повернулся к ней и сказал, — извини. Просто я устал от всей этой тупости.

Она собиралась мне что-то сказать, но в зал стали влетать совы с утренней почтой. «Пророк» выписывали не многие, но Гермиона была среди них, потому что любила быть в курсе событий. Я вернулся к еде — газета меня не интересовала сегодня тем более.

Я не сразу заметил напряжение, распространившееся по Залу. Кто-то за спиной сдавленно охнул, а четверокурсник, сидящий напротив меня и уткнувшийся в газету, вдруг выпучил глаза и, сильно толкнув соседа, сунул ему листок под нос.

— Гарри, — довольно высоким голосом произнесла Гермиона, и я понял, что это опять про меня. Но когда она дала мне газету, и я прочитал то, что там было написано, я понял, что ошибся.