— Не сильно. — Рон поспешно промокнул рукавом порез над бровью. — Профессор, я так хотел посмотреть Распределение, там моя сестра…
— Церемония Распределения уже закончилась, — сказала профессор Макгонаголл. — Ваша сестра тоже зачислена в «Гриффиндор».
— Отлично, — обрадовался Рон.
— Кстати, к вопросу о «Гриффиндоре»... — резко начала профессор Макгонаголл, но Гарри её перебил:
— Профессор, мы взяли машину, когда семестр ещё не начался, поэтому… «Гриффиндор» же не должен… терять из-за этого баллы, правда? Ведь не должен? — И он обеспокоенно заглянул ей в лицо.
Профессор Макгонаголл ответила пронзительным взглядом, но Гарри поклясться бы мог, что в глубине её глаз таилась улыбка. Да и губы она уже не сжимала так плотно.
— Я не буду снимать баллы с «Гриффиндора», — сказала она, и у Гарри изрядно посветлело на душе. — Но вы оба понесёте наказание.
Всё складывалось куда лучше, чем Гарри предполагал. А что касается письма родным, это уж и вовсе ерунда. Ясно ведь: Дурслеи лишь пожалеют, что Дракучая ива не сделала из него котлету.
Профессор Макгонаголл указала волшебной палочкой на письменный стол. С еле слышным «чпок» на столе появилось большое блюдо бутербродов, два серебряных кубка и кувшин охлаждённого тыквенного сока.
— Поешьте здесь и отправляйтесь в спальню, — велела она. — Мне тоже нужно вернуться на праздник.
Когда дверь за ней закрылась, Рон тихо, протяжно присвистнул.
— А я думал, нам конец, — признался он, хватая бутерброд.
— И я, — согласился Гарри и последовал его примеру.
— Но подумай только, как нам везёт! — невнятно продолжал Рон, жуя курицу с ветчиной. — Фред с Джорджем летали на машине раз пять или шесть, и
Гарри пожал плечами.
— Главное, теперь надо поосторожнее, — сказал он, с наслаждением отхлёбывая тыквенного сока. — Жалко, нельзя пойти на пир…
— Она не хотела, чтоб мы явились как герои, — проницательно заметил Рон. — Типа это так круто — на машине прилетать…
Наевшись до отвала (блюдо само собой пополнялось новыми бутербродами), они вышли из кабинета и знакомой дорогой зашагали в гриффиндорскую башню. В замке было тихо — пир, судя по всему, закончился. Мальчики шли мимо бормочущих себе под нос портретов и скрипящих рыцарских доспехов, карабкались по узким маршам каменных лестниц, пока наконец не добрались до секретного перехода, где за старым портретом весьма дородной дамы в розовых шелках прятался вход в гриффиндорскую башню.
— Пароль? — спросила дама.
— Э-э-э… — протянул Гарри.
Поскольку они ещё не виделись со старостой «Гриффиндора», новый пароль был им неизвестен, но помощь не замедлила прийти; позади они услышали торопливые шаги, обернулись и увидели Гермиону.
—
— Исключить-то нас не исключили, — успокоил её Гарри.
— Ты хочешь сказать, вы и вправду сюда
— Давай ты обойдёшься без нотаций, — нетерпеливо заявил Рон, — и скажешь пароль.
— Пароль «скворец новозеландский», — отмахнулась Гермиона, — но не в этом дело…
Речь её, однако, была прервана, потому что портрет Толстой Тёти открылся, как люк, и раздался гром аплодисментов. Оказалось, никто в «Гриффиндоре» ещё не спал. Народ столпился в круглой гостиной, даже забрался на кривобокие столики и на мягкие кресла, чтобы лучше видеть героев дня. Чьи-то руки втащили Гарри с Роном в дыру за портретом. Гермионе пришлось карабкаться самой.
— Ве-ли-ко-леп-но! — орал Ли Джордан. — Классно! Какой полёт! Приземление на Дракучую иву! Об этом будут вспоминать потомки!..
— Молодец, — сказал Гарри какой-то пятиклассник, с которым он никогда раньше не разговаривал; кто-то одобрительно хлопал Гарри по спине, будто он только что выиграл марафон.
Фред с Джорджем протиснулись сквозь толпу и хором спросили:
— Что ж
Рон, заалев лицом, смущённо улыбался. Однако Гарри заметил одного человека, который совершенно не радовался вместе со всеми. Перси возвышался над возбуждённой стайкой первоклассников и, похоже, собирался подойти и как следует отругать Рона и Гарри. Гарри ткнул Рона под рёбра и кивнул на Перси. Рон тут же всё понял.
— Мы наверх — очень устали, — сказал он, и оба героя стали пробираться к боковой двери, что вела к винтовой лестнице в спальни.
— Пока! — крикнул Гарри Гермионе. Та хмурилась не меньше Перси.
Обоих вовсю хлопали по спине, пока им не удалось добраться до двери и обрести покой на лестнице. Взбежав на самый верх, они оказались перед своей прошлогодней спальней — табличка теперь гласила «ВТОРОЙ КЛАСС». В знакомой круглой комнате с высокими узкими окнами стояли пять кроватей под балдахинами красного бархата. Сундуки уже принесли и поставили у изножья кроватей.
Рон виновато улыбнулся:
— Я знаю, что не должен гордиться и всё такое…