Гарри Поттер и Тайный грех

— Знаешь, мы обе из Эдинбурга, — медленно начала Нимфадора. — Мы дружили с детства, жили в одном доме, на одном этаже... Герми была для меня как младшая сестренка. Я старше на шесть лет, но мы были неразлучны, сколько себя помню. И гуляли целыми днями вместе, и ночевали друг у друга. И все у нас было общее, игрушки и вещи, радость и грусть... А однажды мы поняли, что у нас и душа одна на двоих. Смеялись, плакали, мечтали, планы строили... Даже не помню, когда все началось... Когда дружба стала самым дорогим, что есть, самым важным и нужным. Когда перестала быть просто дружбой. Когда вдруг оказалось, что друг без друга — ни жить, ни дышать... — серо-голубые глаза девушки вдруг затуманились дымкой воспоминаний. — До сих пор думаю, что это было наше лучшее время. Оно... не повторится больше, — тихо и хрипло сказала она.

Гарри растерянно молчал. В голосе Нимфадоры звучала неподдельная горечь.

— Я понимаю, — сказал, наконец, он. — Но ведь это было давно... Разве Ремус об этом не знает?

— О-о, еще как знает! — кусая губы, сказала девушка. — Рем приехал в Эдинбург на конференцию, так мы познакомились... Когда мы стали с ним встречаться, Герми начала буквально сходить с ума. Ходила за нами хвостиком, портила все свидания, всюду лезла третьей... Сейчас я понимаю, что сама тогда наделала глупостей... Я была с ней жестокой. Сказала, что ей нужен свой парень, и если она меня любит, то пусть тоже с кем-нибудь встречается, а нас оставит в покое. Даже парня ей нашла, — с горечью сказала она. — Она, бедняжка, меня слушала. Во всем. Как старшую сестру. Даже в этом... послушала. Потеряла невинность с нелюбимым, с чужим, только потому, что я ей сказала, что так надо, — Нимфадора закрыла ладонью глаза. — Боже, какая я сволочь, — прошептала она. — Не могу себе простить... Но я... я влюбилась в Рема. Оглохла, ослепла, очерствела... Не знаю, как Герми это все пережила.

— Это давно было? — безрадостно спросил Гарри. История с чужим парнем показалась ему довольно гнусной.

— Два года назад, — прошептала Нимфадора, бессмысленно помешивая холодный чай: она к нему не притронулась. — Господи, ведь ей тогда было всего шестнадцать. Самое ужасное — ничего не помогло. Гермиона все время была с нами, и Ремус ее возненавидел... Свадьбу нам испортила, это целая история... Во время церемонии священник спросил, нет ли у кого возражений против нашего союза, тут она и выскочила со своими протестами, опозорила нас на весь Эдинбург. Мы переехали в Лидс, потом в Бристоль, а она повсюду тащилась за нами. Выслеживала, выжидала... Ремус был в шоке. Он не думал, что женщины способны на такие сильные чувства. Вообще мужчины ни черта не понимают, — вздохнула Нимфадора, — думают, если у девушек членов нет, так это и любовью назвать нельзя. Бред какой... Для любви сердце нужно, а не член...

Гарри задумчиво крутил в руках чертика, ловко сделанного из капельницы ручищами санитара Хагрида: на досуге тот сплетал из трубочек разных зверей, раскрашивал спиртовыми маркерами и дарил юным пациентам. Зверушки и человечки получались разные, но Хагрид упорно называл всех «чертиками».

— Понимаешь, Гарри, мы тогда устали от ее любви. Ремус говорит, это нечто деспотичное и страшное. Я не знаю, что это. Но ведь это любовь, — прошептала Нимфадора. — Может, чувства женщин сильнее, чем обыкновенная любовь.

— Разве любовь бывает обыкновенной? — задумчиво спросил Гарри. Его мысли перескочили на Северуса, к груди прилила странная теплая волна.

— Тебе ли не знать разницы, — фыркнула Нимфадора.

— Мне не с чем сравнивать, — тихо сказал Гарри, удивляясь, как легко далось ему признание.