Гарри Поттер и Тайный грех

Запах Святого Духа показался юному христианину смутно знакомым: попахивало бензином. Убирая кинозал, Гарри видел за кулисами театральный генератор ветра, напоминающий гибрид вентилятора и газонокосилки, но на его памяти чудо техники ни разу не использовали.

Гарри отогнал от себя бесов сомнения — возможно, запах бензина исходил от очередной инвалидной коляски: на сегодняшнем служении были представлены всевозможные модели передвижной техники для инвалидов.

На сцену поднялась группа детей в белых одеждах, исторгнув слезу умиления у прихожан: хор прославляющих Господа детей выглядел трогательно и ангельски радостно.

Вместе с детьми из-за кулис появился помощник пастора. На этот раз Гарри узнал его — именно этого человека он видел сегодня в обществе сестры Добби. Новый оратор вновь представился прихожанам, назвавшись помощником пастора мистером Петтигрю, и, как в прошлый раз, возжелал сделать объявление.

— Братья и сестры во Христе, — сказал он. — Мы знаем, что каждый из вас пришел сюда просить Господа об исцелении. Оглянитесь вокруг, братья. Нас много, страждущих, желающих отбросить костыли и вернуться сегодня домой на собственных ногах. Имейте в сердце веру, — никто не уйдет сегодня обделенным. Ибо безгранична милость Господа. Аминь?

— Аминь! — подтвердил зал, начавший было волноваться: все инвалиды Лондона неумолимо придвигались к сцене, едва сдерживаемые крепкими руками ашеров.

— Посему, дорогие братья и сестры, наши служители будут сами приглашать на сцену нуждающихся в исцелении. Все со мной согласны?

— Аминь, — единодушно ответили прихожане.

— Я все правильно сказал, мистер Риддл? Ничего не упустил? — обратился Петтигрю к пастору.

Тот молчал. Зал трепетал в немом ожидании.

— Возлюбленные мои, — сказал наконец проповедник. — Дух Господень сегодня на мне. Щедр и милостив наш Бог. Но так ли отзывчивы сердца наши? Так ли благодарны? Так ли достойны принять Божью Милость?

В уши верующих опять полилась нежная мелодия. По партеру уже плыли большие белые корзины для пожертвований. Корзин было так много, что зал стал похож на муравейник, в котором трудолюбивые насекомые передают по цепочке личинку за личинкой.

— Не забудем же и мы Господа нашего и Церковь его, — подвел итог мистер Петтигрю. — Отцу не нужны деньги, Ему нужны наши щедрые сердца, бескорыстные души праведников, понимающих, что ваши пожертвования поднимают над грешной землей новые церкви, воздвигают храмы и помогают Слову Божьему шествовать над миром. Будем щедры, как Отец. Будем не сребролюбивы, как Сын, будем возвышены, как Дух Святой. Аминь!

— Аминь, — сказал Гарри вместе со всеми и сунул руку в карман новых джинсов, сокрушаясь о своей недальновидности: он взял с собой только двадцать фунтов.

Немощный старичок в инвалидной коляске, расположившийся в проходе рядом с Гарри, писал что-то на обрывке бумаги, положив ее на Библию.

«Исцыли Боженька мою доченьку Розу», — случайно прочел Гарри, оглядывающийся по сторонам в ожидании корзины. Завернув дрожащими руками в бумажку две банкноты по пятьдесят фунтов, старик протолкал ее в щель вовремя подоспевшей корзины и передал ее Гарри.

«Господи, исцели его дочь Розу», — прошептал молодой человек, бросая купюру в щель, похожую на длинный тонкий рот.

На сцене пели дети. Их чистые ангельские голоса возносились в небо, скрытое от глаз потолком сцены, но от того не менее осязаемое: пастор Риддл приблизил сегодня к верующим Небо Господне.

Ашеры уже приглашали на сцену нуждающихся в исцелении. В партере началось заметное волнение: всем хотелось быть первыми, пока не иссяк целительский дух, вложенный Господом в руку доброго пастора.

Рядом с кафедрой проповедника восставили трон: белое кресло с высокой спинкой. Пастор Риддл возвышался на троне, подобно Царю Небесного Иерусалима, милостиво возлагая на каждого просящего царственную длань со сверкающим перстнем на пальце.

Первые пять минут были минутами напряженного ожидания: зрители сверлили взглядом каждого, подходящего к помазаннику божьему. Тот произносил слова благословения, и очередной счастливый исцелившийся сходил со сцены и падал на руки служителям. Вслед за всеми к пастору подвели опирающуюся на костыль полную даму.

— О чем просите Отца, сестра? — вопросил пастор, очевидно, растроганный тяжелым состоянием прихожанки.

— Был перелом шейки бедра со смещением, — с тяжелым вздохом сказала женщина. — Не могу с тех пор восстановиться, едва передвигаюсь, боли страшные. Кто пережил такое, поймет, — горько сказала она.

По залу прошел сочувствующий шелест: как минимум половина прихожан не понаслышке была знакома с переломом шейки бедра.

Пастор счел перелом бедра достойным того, чтобы встать со своего трона и возложить на макушку несчастной свою ладонь.

— Во имя Иисуса! Встань и иди! — властно приказал он.

С минуту ничего не происходило. Женщина стояла, грузно опираясь на костыль и глядя в лицо пастора полным благоговейного восторга взглядом. Внезапно в гробовой тишине, наступившей в зале, раздался сухой стук: это упал на пол отброшенный за ненадобностью костыль.