Будь у астрального тела потребность в дыхании, его бы перехватило. Северус обратился в слух и зрение. Старался запечатлеть каждое слово и не верил. Волдеморт, использующий в своих целях маггловскую военную мощь, — чистый оксюморон. Но если что и выглядело еще более сюрреалистичным, так это предположение о том, что тот создал фальшивое воспоминание подобного рода. Собственного бреда тоже, увы, не увидишь в чужом ментальном пространстве.
А Реддл уже перечислял координаты объектов на территории Европы, по которым надлежало нанести авиаудары. Учел и ограниченность интеллекта подвергнутых заклинанию Империус, и, что куда удивительнее, возможную реакцию магглов:
— Предпримеш-ш-шь меры, чтобы полет до цели не встретил препятствий.
— Объявлю учения и запрошу разрешение на пролет, — монотонно произнес маршал.
— А чтобы у летчиков не возникло мыслей ослушаться приказов, получать они их должны перед вылетом и в моем присутствии.
— Да, сэр.
Реддл встал. Лицо мужчины подернулось туманом — воспоминание теряло значимость. Северус шагнул назад за границу мнестического пузыря и, увлекаемый потоком, задумался. Он решал, разумно ли продолжать пытать удачу в надежде узнать тайну попавшего в руки Волдеморта свитка или прервать сеанс ментального шпионажа, чтобы как можно скорее сообщить в министерство о готовящихся диверсиях. Но ответ дало провидение.
Первоначально внимание привлекло осветление синей мглы и звуки. Шорохи и голоса. Не в блоках памяти, а прямо в потоке. Снейп приближался к границе чужого сознания. Там риск обнаружения стремился к ста процентам. Волевым усилием подался обратно, вглубь. Успел заметить едва обозначившуюся причудливую сеть голубых каналов, и снова сгустилась тьма. В ней обозначилось нечто, мимо чего Северус пройти не мог — окутанная фиолетовыми клубами сфера. Ее пронизывало множество светящихся красных нитей, которые в центре сплетались в клубок. Предположение могло быть только одно — коллектор астральных связей.
Северус наугад коснулся одной из них. Удушливой волной захлестнули чужие страдания. Стоны. Чей-то оскал и выгнутое в агонии почерневшее тело на тюремных нарах — кто-то из Пожирателей, заточенный в Азкабане. Очевидно, что Повелитель разочаровался в старой гвардии и не нашел лучшего применения для Меток, как высосать через них силы оставшихся в живых вассалов. Заскреблось изрядно подзабытое чувство отвращения и стыда за собственное прошлое, за былую причастность к организации, которая превращала знающих себе цену и нередко действительно достойных людей в мерзких и жалких прислужников. Презирать бывших псевдосоратников Снейп не мог, поскольку не был уверен, что сам нашел бы силы пойти против Темного лорда, не случись трагедии с Лили. Но и сочувствия к ним не испытывал. За исключением двоих.
Люциус. Если Лили была для подростка-Северуса светом в окне и согревала одним своим существованием, не прилагая к тому никаких усилий, то Малфой время от времени принимал деятельное участие в его жизни. После распределения, пожав руку нищему полукровке как равному, он фактически своим авторитетом прикрыл его от львиной доли возможных насмешек и издевательств со стороны других слизеринцев. Именно Люциус помог Снейпу освоиться в Хогвартсе. Зная про его интересы, Малфой, даже окончив школу, снабжал подрастающего зельевара толковой литературой. Он же дал талантливому четверокурснику первый заказ на зелье и вместе с тем — возможность поправить плачевное финансовое состояние. Конечно, позже Снейп понял, что мотивы Малфоя отнюдь не всегда оставались бескорыстными, и все-таки испытывал чувство благодарности.
Драко. Нарцисса смогла его выносить и родить только благодаря уникальным зельям, которые Снейп разрабатывал и варил специально для нее. В последствии леди Малфой неоднократно с благодарностью вспоминала об этом, когда с малышом на руках выходила поприветствовать мрачного зельевара в своем доме. И Северус против воли чувствовал некую привязанность к белобрысому карапузу. Поступив в Хогвартс, заносчивый избалованный засранец с завидной регулярностью добавлял своему декану забот, как будто тому мало было Поттера. И ведь, вопреки здравому смыслу и логике, несмотря на глухое раздражение, Северус тревожился за него. Потом мальчишка не смог убить Дамблдора и, наступая на горло еще одной своей привязанности, это пришлось сделать Снейпу. Тем не менее, много лет спустя, вспомнив ту непроглядно черную ночь, он понял, что доволен несовершенным поступком младшего Малфоя. А тот подрос, окреп и много лет спустя, рискуя собственным благополучием и свободой, помог внезапно воскресшему учителю вырваться из Азкабана. Северус не удосужился сказать «спасибо», но попытаться спасти обязан. И дело не только в данном Нарциссе обещании.