По зеркальной поверхности соседнего небоскреба осколками рассыпалась полная луна. Мия вспомнила, как они спорили с Эштоном про окна. В жилых районах выше 30 этажа фрамуги устанавливали только с разрешения страховой компании и за дополнительную плату. Поэтому они посмотрели еще несколько квартир в этом доме – одна из них была на 11 этаже, с огромными французскими окнами, выходящими на средний уровень парка, – но в итоге решили, что вид на небоскребы им важнее, чем шагнуть в парк прямо через окно.
На кухне было так же тихо и чисто. Даже холодильник был пуст. Мия вставила чайную капсулу в машину и нажала на кнопку. Пить не хотелось – хотелось почувствовать в стерильном воздухе квартиры хоть один живой запах. Когда последние капли упали в чашку, Мия вытащила ее из машины и, немного подумав, вылила всё в раковину. Машинально сполоснув чашку под краном, чтобы чайные разводы не впитались в белый фарфор, она открыла дверцу посудомойки – и замерла. На верхней полке стояла точно такая же фарфоровая чашка.
У Мии задрожали руки.
Высохший бурый налет покрывал чашку изнутри, собираясь на тонких стенках змеиными язычками. Остатки кофейной гущи присохли ко дну, превратившись в мелкие черные катышки. Возле самого ободка, там, где губы Эштона прикасались к чашке, застыла потрескавшаяся половина коричневого поцелуя.
Шум воды наложился на звук разбившегося об пол фарфора. Мия едва успела наклониться, и ее вырвало прямо в раковину.
С рассветом она уже стояла на перроне. Пневмопоезд до Шоу-центра подошел на несколько минут раньше расписания. Мия вошла в вагон и села по ходу движения, с облегчением чувствуя, как пустая кухня с осколками чашки, которые она так и не смогла убрать с пола, остается позади и даже как будто в прошлом. Вернуться туда после работы было немыслимо. Щурясь на встающее из-за небоскребов солнце, Мия представляла, как выходит из поезда на 29 этаже Амальгамы, подходит к самому краю платформы и смотрит вниз…
Пассажиров было немного: до утреннего часа пик оставалось еще минут сорок.
Выйдя на перрон, Мия остановилась перед сверкающей стеклянной спиралью, уходящей в небо. Пневмопоезд за ее спиной с тихим шипением тронулся и, быстро набирая скорость, умчался дальше.
Досчитав до трех, Мия повернулась и сделала шаг…
– Что-то забыла? – раздался сзади веселый хрипловатый голос, и Мия, вздрогнув, обернулась.
На перроне стоял Гатто с неизменным одноразовым стаканчиком в руке. Между пальцами, постепенно сползая вниз, блестел сгусток бежевой пенки.
– Я думал, родственникам после Переноса положен недельный отпуск, – сказал он, глядя на нее с неожиданным любопытством. – Тем более что все дополнительные финалы уже прошли.
– Работа же на этом не кончилась, – Мия зябко поежилась: взгляд у Гатто был слишком внимательным для светского трепа коллег на перроне.
– Да уж, – согласился он, всё еще глядя на нее. – В каком-то смысле ее стало даже больше.
Мия пожала плечами и растерянно улыбнулась. Порыв ветра от приближающегося пневмопоезда бросил волосы ей в лицо.
– Пойдем, – сказал Гатто, перехватывая стаканчик липкими пальцами. – А то в лифтах сейчас будет столпотворение.
Пневмопоезд раскрыл двери, выпуская заспанных сотрудников «Кэл-Корпа» с разноцветными термокружками в руках. Мия прибавила шаг, и они с Гатто проскочили через турникеты до того, как перрон окончательно заполнился.
В кабинете ничего не изменилось, но за время ее отсутствия рабочая почта переполнилась. Запустив скрипт, сортирующий сообщения на три группы срочности, Мия принялась за самую первую.
К обеду она добралась до середины второй группы. В основном тут были сообщения, касавшиеся дополнительных финалов, которые уже прошли, поэтому работа пошла быстрее. Некоторые Мия удаляла не читая: по заголовкам было ясно, что сделать уже ничего нельзя. Занеся палец, чтобы смахнуть с экрана очередное такое сообщение с темой «Статистика по отделу политкоррекции», она скользнула взглядом по графе «Отправитель» – и остановилась.
Отправителем значилась некая Линнея Тодороу из службы безопасности.
Воздух в кабинете вдруг стал холодным и каким-то колючим. Вдохнув поглубже, Мия почувствовала, как царапнуло в горле, и нажала «Открыть», оставив крошечный влажный след на экране.
Это было голографическое сообщение стандартной формы. Линнея Тодороу, женщина неопределенного возраста с широкими скулами и длинными узкими глазами, похожими на прорези для пуговиц на винтажной одежде, глядя мимо Мии, представилась и забубнила:
– Опрос сотрудников отдела политкоррекции производится в рамках проверки по факту пересчета номерной базы и квот от 18 сентября этого года. Вам нужно ответить на следующие вопросы. Есть ли у вас доступ к статистике отдела политкоррекции в рамках ваших служебных обязанностей? Получали ли вы такой доступ когда-либо ранее для выполнения задач, не входящих в круг ваших служебных обязанностей? Если да, то кто и в рамках какой процедуры предоставлял вам доступ к статистике отдела политкоррекции?