Гарторикс. Перенос

Ролло взглянул на Сорок первого с раздражением, повернулся и исчез в продовольственном тоннеле. Через несколько минут он появился, держа за лапы небольшую птицу с мягкими шелковистыми перьями.

– Не маловато? – Сорок первый приподнял гребни.

– С тебя хватит, – отрезал Ролло и сунул свободную руку в чехол, болтавшийся у него на бедре.

– Ладно, – буркнул Сорок первый, жадно глядя на птицу. – Давай быстрее.

Ролло извлек из чехла прозрачную капсулу размером с ладонь, заполненную бурыми хлопьями, и осторожно положил на землю перед Эштоном.

– Можешь потрогать, – кивнул Сорок первый. – Только не проткни ненароком.

Наклонившись, Эштон быстро провел по капсуле языком.

– Что это? – спросил он.

Оболочка была упругая и на ощупь напоминала силикон.

– Капсула с перетертой смолой хондра, – сказал Сорок первый. – Лекарством, которое добывают за Горизонтом. Оно продлевает жизнь тушкам, особенно покалеченным.

– И что мне с ней делать? – недоуменно произнес Эштон.

– Проглотить, – Сорок первый блеснул глазами. – Но так, чтобы оболочка не порвалась.

Это оказалось не так-то просто. Обмазанную зеленоватой слюной капсулу удалось пропихнуть в глотку, но дальше она застряла, пережав одну из дыхательных трубок. Эштон захрипел, конвульсивно дергая туловищем.

– Расслабься, – Сорок первый провел перепончатой лапой по напряженному горлу Эштона, как будто тот был кошкой, которой пытались дать лекарство. – Теперь глотай. Еще. Еще…

Эштон почувствовал, как проклятая капсула наконец сдвинулась с места и медленно соскользнула вниз, в желудок.

– Молодец, – спокойно сказал Сорок первый, глядя, как Эштон втягивает в себя воздух, раздувая бока. – Учти, теперь тебе нельзя есть. Вернемся в Ангар – покажу, как ее вытаскивать.

– Это больно? – глупо спросил Эштон, вздрагивая всем телом.

– Терпимо, – Сорок первый усмехнулся. – И потом, боль ведь чувствует тушка, а не ты.

Объяснение его странной власти над Ролло, Халидом и некоторыми другими надсмотрщиками оказалось до смешного простым.

Надсмотрщики были свободными жителями Города, но бо́льшую часть жизни проводили в телах, приписанных к Ангару. Никакие лекарства в Ангар не поставлялись – они были или слишком дорогими, или нелегальными, потому что Банку Памяти, который клонировал и продавал тела для свободных сознаний, нужен был оборот. Никто не хотел, чтобы одно и то же тело можно было лечить и использовать бесконечно.

Клонированные тела были хуже тех, что всплывали в Источнике и распределялись по колоннам в Зале Ожидания, готовые принять человеческие сознания, перенесенные с Земли. Клоны были слабее и недолговечнее; опытный наблюдатель замечал в их движениях легкую, но характерную неуклюжесть. Надсмотрщики, которые работали с драками, не могли использовать клонов из соображений элементарной безопасности, так что настоящие их тела изнашивались и старели с той же скоростью, с какой это происходило бы в естественной среде обитания, – то есть слишком быстро.

Халид и его подельники использовали клонированные тушки, чтобы передавать из Ангара D13 на Периферию койны, которыми оплачивались поступающие с Периферии лекарства: перетертая смола хондра, продлевавшая жизнь любой тушке и потому особенно дорогая; изумрудный сок аниранта, от которого у примов блестела шерсть и росли зубы; яд желтобрюхой личинки – секты мазали им свои железы, чтобы они вырабатывали больше кислоты. Всё это упаковывалось в капсулы из смолы водяного дерева, которая в желудках у драков практически не перерабатывалась.

Сорок первый был мулом. Каждый успешный выезд на Арену означал, что Сорок первый вернется в Ангар с драгоценным грузом в брюхе, поэтому надсмотрщики, которые были в доле, берегли и подкармливали его, следя, чтобы он всегда был в форме.

Убедившись, что капсула не прощупывается, Ролло бросил Сорок первому долгожданную птицу и скрылся в продовольственном тоннеле. От сладкого хруста костей и перьев у Эштона заныло в подбрюшье.

– Зачем тебе замена? – спросил он, чтобы отвлечься от жгучего чувства голода.

– Токен – это неплохо, – сказал Сорок первый, аппетитно чавкая кровавым мясом. – Но на жизнь после Ангара его не хватит. Надо, чтобы канал продолжал работать, когда я выйду.

Подобрав с каменного пола последние ошметки, он опустился на брюхо и осторожно пошевелил искромсанными спинными гребнями.

– Займись ими, – буркнул Сорок первый, обрабатывая зеленой слюной глубокие борозды на боках. – Я туда всё равно не дотянусь.

Эштон подошел поближе. Присоски на концах его длинного раздвоенного языка осторожно прикоснулись к теплой чужой чешуе. Сорок первый тихонько зашипел и вздрогнул всем телом. Эштон вспомнил, как вздрагивала Мия в его руках, когда он колол ей лекарства. Ее бессильное пластилиновое тело вдруг на мгновение собиралось в подобие прежней Мии, и он чувствовал, что глубоко внутри она все-таки была жива.

– Как тебя зовут? – слова вырвались у Эштона раньше, чем он успел подумать, что они означают на самом деле.

– Читать разучился?

Сорок первый повернул к нему морду с клеймом между ноздрями.