Впрочем, опытному путнику все эти страшилки были нипочем, ему доподлинно было известна цена всему этому пошловатому декадансу. Здесь, на болотах, даже природные феномены были под стать хозяевам этих мокрых земель — много позерства, много былых заслуг, на слух затверженных случайными гостями и разнесенных ими по округе, но в целом, если подумать, более мирных пейзажей не представит себе даже самый изобретательный ум.
За бурлеском шипастого кустарника и всплесками болотных газов тут скрывалась от посторонних взглядов пасторальная идиллия, не тронутая следами шумной и грязной цивилизации. Да, ночная квакша на болоте может орать заправским быком, но от этого она не бывает страшна даже самому наивному слушателю, которому бы случилось ее наблюдать вживую.
Точно так же и путник, ступая по мягкой трясине, помнил лишь об одном — как бы не оступиться на шаткой болотной тине да не увязнуть. Болота гибельны лишь для тех, кто здесь остался навеки, всяким же прохожим они были не опаснее сказки на ночь.
Вот и теперь, глядя на судорожное мелькание огней в окнах-бойницах темнеющей на фоне заката тяжкой каменной массы ленного манора и слыша доносящиеся оттуда истошные крики, опытный путник разве что подивился, что ничего-то тут не меняется, одно и тоже представление каждый раз, скучный опереточный репертуар старых болотных театров.
Вот и старик-перевозчик у парома не обращал на происходящий вакханалий ни малейшего внимания.
— Крепостицу не попалят, в ажитации-то?
— Ась?
Видать, глух был на ухо.
— Я говорю, может, пожарную команду вызвать из деревни?
— Не извольте беспокоиться, человек хороший!
И безэмоционально навалился на ворот, трогая свой плот в путь.
— Да как же не беспокоиться, — путник отсыпал труженику пенькового каната пару лишних монет за перевоз и тот в ответ немного потеплел взглядом, — камень тоже поди горит, при должном-то тщании.
Перевозчик поднял глаз на манор, но надолго там не задержался.
— У них там кажную седмицу такое, ну их, дурней.
— Сам-то не местный, отец?
— Какое там местный. Но живу тут давно, поди лет сто али тыщу, — и тут же заливисто шмыгнул носом. — А тебе накой сюда надоть? Разве дело какое есть? — с сомнением поинтересовался перевозчик.
— Дело есть, — твердо кивнул в ответ путник, — к управляющему поместья с нарочным предписанием.
— А-а, — потянул старик, — ну тогда жди, пока не утихнет, поломанные стулья-т надо кому-то прибирать.
И не проронил затем за весь путь ни слова.
Ленный манор меж тем все надвигался, чернея уже чуть ли не на полнеба. Закат тянулся к своему логическому завершению.
2. Вой на болотах
Выживет тот, кто умеет уснуть, будет спасен на время,
Я знаю, что время поможет там, где начинается сон.
Искусство каменных статуй
Представление затянулось — вот уже битых четверть часа Штефан методично скрипел отсыревшим колесиком зажигалки, задумчиво глядя в одну точку, будто и не дожидаясь первых глотков дыма, а просто так, для дела, руку разминая, все равно искра не идет.
Доктор Волонтир, зная за Штефаном такую манеру, продолжал тихо стоять в сторонке, не торопясь прервать затянувшееся молчание. В такие минуты знаменитого сыщика благоразумнее было не трогать — прервавшему своими досужими вопросами столь глубокие размышления могло и тростью по загривку с досады прилететь. Доходило до смешного — однажды досталось самому инспектору Лупеску, даром что тот мужчина видный и отделался в итоге крепкой дулей под глазом, а кто слаб телом — мог впоследствии и на больничную койку прилечь. Доктор Волонтир тогда еще, помнится, заботливо прикладывая компресс из ромашки к пострадавшему лицу, выговаривал инспектору вполголоса — ну вы что же, как можно быть таким опрометчивым!
По разумном размышлении, когда Штефан вот так замолкал, стоя на месте и сверля пронзительным взглядом сырую кладку булыжной мостовой, человеку сведущему следовало поостеречься и не торопить события. А доктор Волонтир за годы соседства со Штефаном завел в себе преизрядную тягу к благоразумию.
В конце концов, вот куда ему торопиться? Птицы щебечут в смурных небесах, ручей под мостом журчит смрадной жижей, где-то между домов жестяным ведром гремит на ухабах тележка молочника, чем не пастораль? Стой себе оглядывайся, а в должное время тебя позовут да все расскажут. В чем собственно дело и что убийца — садовник.
Впрочем, самое любопытное обстоятельство этого вечера состояло в том, что никаких дел один из самых острых умов современности в настоящий момент не расследовал, что отдельно печалило вечно скучающего Штефана, однако и доктор Волонтир вытащил друга прогуляться исключительно ради моциона, и вот вам весь моцион — Штефан стоит как столб посреди дороги, благо никого кругом нет, чтобы прервал медитативные самокопания своим неурочным появлением, и о чем-то неведомом размышляет.
— Гениально!
Волонтир чуть на месте не подпрыгнул.
— Холману, право, вы как всегда в своем репертуаре. Не поделитесь, что вас настолько впечатлило?
— Волонтир, вы будете удивлены, я наконец-то разобрался, что меня так тревожило последние дни!