Гать

— Конечно же не известно, ведь это выяснится с минуты на минуту прямо сейчас проникшим через заднюю калитку инспектором Лупеску с карабинерами. И поверьте мне, они перетряхнут здесь все, пока не найдут пропажу.

— С чего вы это взяли? — с этими словами извивающийся лендлорд словно бы выдохнул, как будто испытав внезапное облегчение. Доктору даже стало немного жаль бедолагу, зная Холману, можно было не сомневаться, это была не более чем уловка, причем сделанная не ради получения чистосердечного признания подозреваемого, а исключительно для пущего драматизма, к которому знаменитый сыщик зачастую бывал весьма слаб.

Уж кто-то, а Штефан никогда не упускал возможности напустить туману:

— С того, что я заранее выяснил, в каких ломбардах искать недостающее.

И вот тут лендлорд, не выдержав, задал такого стрекача, что только пятки засверкали.

— Чудак-человек, — хихикнул ему вдогонку Холману, даже не пытаясь преследовать преступника. — Неужели он думал, что его долги такая уж тайна в городе. Надеюсь, его супруге хватит ума не разводиться с этим остолопом, растратившим столько денег ради любовницы, да еще и придумавшим эту глупость с ограблением постояльцев под фейерверки. Пока он будет сидеть в тюрьме — а инспектор Лупеску его уже скорее всего берет под арест за тем углом — ей наверняка удастся привести этот поселок в порядок.

— Но Холману, — не выдержал доктор Волонтир, — как⁈

— Элементарно, — пожал плечами Штефан, беря доктора за пуговицу и как ни в чем не бывало увлекая за собой прочь от поселка, — хозяин сам признался, что по ночам выпускает собаку — но никто из постояльцев на лай собаки не жаловался. Подозрительно, подумал я, или ее отчего-то заперли на время хулиганских действий в каком-то закрытом пространстве, или же она попросту знала нарушителя. Остальное было уже делом простой дедукции. Тем более, что следов фейерверков тут на самом деле кругом полно, их бы даже Лупеску заметил, а уж он-то тот еще остолоп.

— Гениально! — воскликнул Волонтир. — Но зачем же мы в таком случае сюда тащились, да еще и разоделись, как будто действительно собирались идти на болота! Это же слишком скучное дело для вас, Холману. Как вы и говорили изначально!

Штефан обернулся, буквально лучась удовольствием.

— И тут я подвожу вас к той мысли, которая меня все это время беспокоила. Я понял, что столь глупый грабитель, каким оказался наш лендлорд, а только очень глупый и донельзя тщеславный человек станет влезать в долги ради любовницы, так вот, придумать идею с фейерверками для отвлечения внимания, пока через задний ход выносят награбленное, он бы никак не смог. Разве что ему что-то подсказало, как действовать. Тем более что — я заранее выяснил по телефону детали — лишь в последнюю ночь грохот фейерверков и сполохи видели сразу многие постояльцы, тогда-то и было совершено ограбление. Я думаю, дальнейшее расследование все подтвердит. А вот что оно не объяснит никак, — тут Холману ткнул пальцем вниз, — так это вот эти огромные собачьи следы в сырой земле. И черт меня побери, доктор, если они не пахнут серой!

Я простоял там, кажется, целую вечность. Шумно втягивая носом прелый аромат лежалой тины, громко чавкая утопающими в болоте подошвами, машинально утирая с лица стекающие по нему дождевые капли. Мне было хорошо, как, впрочем, и в других местах, где мы успели побывать за прошедшие дни.

Меня ничуть не утомляли и не тревожили эти затяжные брожения по пустым болотам, где ни человечка не встретить, ни зверька. Тот невероятный дух внезапной свободы, что меня тут окружал, служил мне достаточным оправданием для продолжения пути. Вот и теперь, обводя взглядом зубчатый силуэт очередного безымянного замка, я думал не о том, сколько их уже вставало на моем пути, но только о том, сколько еще предстоит увидеть — крепостей, дворцов, башен, фортов и кремлей всех видов и стилей. Мрачных и напыщенных, вознесенных ввысь и как бы придавленных собственной тяжестью к земле. Я готов был впитывать их дух без устали и без остатка, поскольку они напоминали мне об одном — что время движется вперед неудержимым всадником, и однажды наши нынешние страхи станут для кого-нибудь таким же мрачным воспоминанием, руиной, которой должно восторженно любоваться. Как эти люди могли так жить, могли так строить?

Полюбоваться, оглянуться и уйти восвояси. Как сделаю сегодня и я.

Короткий сдержанный кашель за спиной заставил меня нехотя обернуться. Неужели… но нет. Лишь парочка едва различимых призраков, что глядели, кажется, буквально сквозь меня, настолько они оставались бесплотными. Что им от меня надо? Мы почти нематериальны друг для друга. Мы живем в разных мирах. И нечего нам пересекаться, да, Зузя?