Гать

Некоторые, конечно, учились тоже. Помимо моего соседа-ботаника Николаоса, был в нашей команде и еще один склонный к академической успеваемости. Никифорос изначально поселился в общаге на втором этаже и быстро свалил в соседний корпус к друзьям-олимпиадникам, но тусовался все равно с нами, разрываясь между читалкой, качалкой и коробкой, но с большим предпочтением к первому. Кажется, он единственный из нас, кто по-настоящему учился, чтобы заниматься потом наукой, а не зашибать деньгу подручным манером, и потому был до невозможности скучен. Никифороса в любое время суток можно было спросить про то, как сподвигается квадратный трехчлен, доказал ли наконец доцент Пападопулос гипотезу Папалеонидаса или сколько подходов по двадцать приседаний он бы рекомендовал делать в это время суток для наилучшего прогресса, но нас-то больше интересовали девицы на выданье и чего бы пожрать, потому в команду его взяли скорее для комплекта — такая рама хорошо запирала своей тушей ворота плюс прекрасно отпугивала собой гопоту в вечерних сумерках.

Никифорос, ко всему, будучи таким же как большинство из нас нищим штудентом, подрабатывал также ночами вышибалой в барах и входил в местную добровольную милисию, а потому был всячески полезен в нашем штуденческом быту, потому как мог добыть своих из застенка.

Ну, и в целом оказался молчуном, потому был терпим в любой компании и в любую погоду. Ко всему, после того случая на первом курсе, когда из окна второго этажа выпал и внезапно насмерть расшибся его сосед, стал наш Никифорос зашитым трезвенником, так что остальным больше доставалось.

В отличие от двух других наших приятелей — Никандроса и Никанороса. Пили эти заядло, как не в себя. При этом с перепоя оба казались настолько одинаковы с лица, что почитали их за кровных братьев, хотя дело обстояло вовсе не так: были они даже не родственники, один пониже, другой побольше, однако же и говор их, и вкус одеваться, и даже семенящая манера перемещения по полю делала их чуть ли не однояйцевыми. Называли мы их промеж собой Малый и Большой. Был на соседнем факультете еще один такой же, чуть росточком повыше, но тот в ногомяч не играл и в компанию нашу входил только по случаю какого пожара.

Самым же любопытным из всех набившихся к нам в компанию и последним из «шести эн» оказался Никитос. Происходя из болотных земель, он попал к нам на кампус на год по обмену, но так и прижился, доучившись до конца с нами и выпустившись в один с нами день. Что же в нем было такого удивительного, кроме солидных белых клыков, длинных когтей, красных глаз и странной тяги ко всему блестящему? А, например, его талант зарабатывать деньги. Мы еще только потихоньку обустраивались на новом месте, а он уже подрядился обустроить штуденческую вечеринку с платным входом, распустив по кампусу слухи, что там де внутри будет обустроен шест для стриптиза. Ну все и повелись.

Народу набилось! Почитай два полных корпуса общаги, то есть все, у кого оставалась лишняя полтина. Я, конечно, никогда бы столько не потратил, но Никитос меня даром провел за то, что я Никифороса вышибалой постоять уговорил забесплатно. Судите сами, хитрый жук был наш Никитос, вы бы видели его челюсть, схватит — не разожмешь.

Ну в общем собрались все, заказали себе самого дешманского эля в баре, ждут, когда стриптиз будет. И главное зацените расклад — загадочно гаснет свет, все сидят гадают, и тут к шесту выходит пьяный в дупель Никанорос и под музыку начинает там раздеваться.

Я думал, Никитоса, как зачинателя вечеринки, побьют, но нет, ничуть не бывало, публика у нас на кампусе с юмором, номер оценили, даже бумажных денег Никаноросу в трусы в процессе насовали, даром что под финал свет в помещении совсем погас, переводя жанр представления от пародийного акционизма к иммерсивной инсталлясии.

В общем, неплохо провели время, если подумать. И хотя с тех пор я старался на мероприятия Никитоса не ходить, но хватку его оценил, и ежели надо было провернуть что-нибудь эдакое, завсегда звал его в подельники.

Сам же я промеж тем особо лексии не посещал, перебиваясь между зашибанием скромной студенческой деньги и походами по ночным клубам, к которым меня быстро приучил Никанорос. Сам он слушал музыку исключительно неформальную, так сказать, мелодии рабочих кварталов в немудрящем стиле «злой ой», однако кабаки посещал любые и пречасто, не разбирая репертуара и постоянно готовый в любое время суток извлечь из-за пазухи пару флаеров на бесплатный проход. Оттуда же он доставал и доведенный его разгоряченным телом почти до точки кипения ботл водовки, каковую мы и распивали на двоих прямо перед входом на глазах изумленной охраны. Но поскольку знали они нас крепко и проблем с нами никогда не встречали, потому всегда пропускали внутрь без вопросов.