Гаттак

— Не советую, директор, — Гаттак говорил так спокойно, что у Борова не оставалось никаких сомнений — перед ним человек, наделенный властью, большой властью. — Если вам дорого ваше положение, рекомендую убраться с дороги, забиться в угол и не мешать мне. И распорядитесь насчет продуктового довольствия своих подопечных. Отныне я буду сам снимать пробу.

— Да кто ты такой? Ты, щенок! Что ты о себе возомнил?

— Отныне обращаться ко мне на Вы.

Гаттак включил свой леденящий душу шепот. Он медленно приближался к Борову, глядя директору прямо в глаза снизу вверх. Разница в росте никак не меняла расклад. В этой комнате Гаттак был хищником, а Боров — жертвой. Оба это понимали. Но Боров не мог смириться с тем, что его положение меняют насильно. И ладно бы, клирики из клириктората просвещения — нет, его, Мику Борова, низвергал с трона какой-то сопляк без роду, без племени. Боров понятия не имел, что ему делать. Атаковать вслепую? А вдруг этот щенок действительно чей-то ставленник, чья-то карающая длань? Но, с другой стороны, он мог оказаться и самозванцем. Хорошая актерская игра, позерство плюс знания психологии — можно на кого угодно надавить, кого угодно сломать или, по крайней мере, обескуражить. Да, выдохнул Боров, именно это слово — директор был обескуражен. Не напуган, не сломлен, не повержен — просто обескуражен.

Такова людская натура — даже если человека что-то и пугает, дай этому явлению точное определение, и оно уже не будет казаться таким уж страшным. Вычленив из своего словарного запаса это винтажное слово «обескуражен», Боров успокоился. Нет, это не страх и не паника. Этому наглому историку удалось лишь обескуражить директора. Ничего, подумал Боров, следя за молодым учителем взглядом, я наведу о тебе справки.

Мало кто мог выдержать такую ментальную атаку, но Боров выдержал. Гаттаку не удалось сломать его, но эффект все-таки был. Не тот, на который разведчик рассчитывал, конечно, но тем не менее. Ладно, решил он, на первый раз достаточно. Вопрос с питанием детей будет показателем эффективности его давления. Если завтра детей перестанут травить помоями, Гаттак поймет, что он взял этого гнилого чиновника за… Ладно, это всего лишь прелюдия. Настоящий спектакль будет разыгран позже.

— Как прошло? — поинтересовалась Корра, когда Гаттак вернулся в комнатку.

— Завтра увидим.

— Ты решил его подмять?

Корра прекрасно понимала, чем именно занимался ее муж — в разведшколе ее тоже обучали ментальным атакам. Ничего сложно — вычисляешь типаж потенциальной жертвы, определяешь его слабые точки и бьешь именно туда. Слабыми точками директора Борова были тщеславие и властность. Этот высший, бесспорно, обладал определенными связями в Северном и имел политический вес. Наверняка водил тесную дружбу со старшим клириком Северного Массером. Будь на месте Гаттака Корра, она первым делом постаралась бы натравить на строптивого учителя именно Массера.

Корра поделилась с мужем своими мыслями. Тот, утомленный, проводил вечерний моцион. Ничуть не стесняясь Корру, он полностью разделся и принялся обтираться влажным полотенцем — Корра загодя раздобыла в бане таз горячей воды.

— Не подмять, — уточнил Гаттак, — разозлить. Я намеренно его провоцировал.

— Тебе удалось.

Парень лишь ухмыльнулся — с такими, как Боров, было просто. Директор уже был у него на крючке. Взбесившийся властный царек не успокоится, пока не выживет Гаттака.

— Что будем делать дальше?

— Работать, — спокойно ответил он и лег в кровать.

— Нам расписание принесли, — Корра протянула мужу листок, тот ознакомился с ним и зевнул.

— Что ж, завтра первый урок. Нужно поспать.

Гаттак накрылся одеялом и растянулся на левой половине кровати.

— И что, ты даже не оденешься? — удивилась девушка.

— А что тебя смущает? Мы супруги. Вот уже два дня.

— Ладно, — ответила Корра и подумала: «Сам напросился».

Девушка тоже разделась догола, погасила свет, улеглась рядом и прижалась к горячему телу мужа, закинув на него ногу.

— Сладких снов, дорогой, — шепнула она Гаттаку на ухо и положила свою голову мужу на грудь. Его сердце билось медленно и ровно. Кремень, а не мужчина, подумала Корра перед тем, как уснуть. Ничего, посмотрим, как твое тело поведет себя утром.

Ровно в восемь утра Гаттак стремительно вошел в класс. Первый урок был со старшей группой — семнадцать подростков, старшему из которых недавно исполнилось шестнадцать лет. Младших забрала на весь день Марша Фарр, она обычно занималась с ними на первом этаже.

Класс, заинтригованный вчерашним обеденным представлением, встал, приветствуя учителя истории. Гаттак занял свое место, окинул аудиторию строгим взглядом, который предварительно отрепетировал у себя в комнате перед зеркалом, и, кивнув, сказал:

— Садитесь.

Дети расселись и замерли в ожидании. Гаттак заглянул в журнал класса.

— Двоих не хватает.

— У них послушание на кухне, — доложила бледная девочка с первой парты. Та самая, с которой Гаттак вчера менялся тарелками.

— Ясно. Что ж, давайте познакомимся. Дети, меня зовут Гаттак. Я…