Гаттак

Еще Гаттак понял, что у Корры сейчас на руках столько грязной информации, бросающей тень на высшее руководство страны, что она может с легкостью это руководство свалить. И единственное, чего она в данной ситуации не понимает, это как правильно ею воспользоваться и стоит ли делиться ею с теми, кому она служит. Она явно на распутье и никак не может сориентироваться в этом хитросплетении интриг. В данный момент она не служит кому-то конкретному, а лишь пытается занять нужную сторону.

Гаттак чувствовал, что назревает нечто серьезное. Все игроки уже набрали нужный вес и лишь ждут чьей-то ошибки. Как только одна из сторон проколется, полетят головы. А там, где летят высокие головы, всегда появляется место для маневра и для собственного взлета. И, похоже, амбиций у этой маленькой, но хитрой девочки было хоть отбавляй.

Парень молчал. Он пытался сформулировать сам для себя итоговый вывод всей этой беседы. И звучал этот вывод в его голове следующим образом: то, что Корра сейчас открылась Гаттаку, говорило лишь об одном — она планировала взять его в долю. Это была ее личная исповедь, и, попади она не в те уши, девушке не жить. Оставалось лишь одно — принять какую-то одну сторону и действовать.

Глава 19 Кроличья лапка

Естественно, принимать сиюминутных решений Гаттак не стал, да Корра на том и не настаивала. Судя по всему, девушка и сама не совсем была готова узнать истинное положение дел во внутриполитическом устройстве Родины. И это при том, что разведчики, по сути, раскрыли лишь малую толику того, что на самом деле происходит в политическом закулисье страны. Слегка прошлись по верхам, так сказать. Реальные же масштабы назревающего противостояния элит могли быть и вовсе ужасающими.

С точки зрения Гаттака, во всей этой истории было огромное количество белых пятен. К примеру, было понятно, кому служит Корра — ее завербовал генеральный клирик Фаэттон, один из двух черных клириков, управляющих всей военной мощью Родины. Но кому при этом служит сам Фаэттон, было уже не ясно. Он мог оставаться верным учению Бора и служить примером истинного высшего, но в равной степени мог и замышлять крамолу и пойти в скором времени против догматов веры. А за ним и вся армия клириков.

И в том, и в другом случае решающим фактором становился вопрос наличия у самого Бора каких-либо реальных рычагов давления на генеральных клириков. Да, Бор был везде. Да, в его руках (или что там у него вместо них?) сосредоточена практически вся цифровая информация. Да, он мог влиять на высших ментально, подчинять их своей воле и заставлять выполнять те или иные функции. Но при этом было абсолютно непонятно, все ли высшие в стране были подвержены такому влиянию? Гаттак все больше сомневался в этом. Иначе не было бы в стране таких понятий, как вероотступничество и инакомыслие. Если бы контроль Бора над высшими был тотальным, у людей бы и в мыслях не было идти против действующих порядков. В реальности же дело обстояло совсем не так. Аресты высших были если не рутиной, то обычным делом, это уж точно. Из всего этого следовал вывод, что сам процесс влияния Бора на умы своих детей был не из ряда идейной закалки и воспитания, а имел какую-то чисто техническую составляющую.

Кстати, на эту мысль Гаттака навел инцидент, произошедший с ним самим. Стоило повстанцам «поджарить» ему мозги, как его взгляды на мир резко изменились. Причем изменилось не столько мировоззрение, сколько мироощущение. Не хотелось ему теперь ни молиться, ни жертвовать собой ради чего бы то ни было.

Парень продолжал размышлять. Если с генеральным клириком Фаэттоном, олицетворявшим собой исполнительную власть, картина была худо-бедно, но прогнозируемой, то в отношении других генеральных клириков Родины никакой ясностью и не пахло. В структуре управления страной был еще один черный клирик — Бавр. Этот представитель исполнительной власти отвечал за космическую оборону и по влиятельности ничем Фаэттону не уступал. И про него Гаттак не знал ровным счетом ничего. А ведь были еще и два генеральных клирика желтого порядка, которые курировали все социальные сферы страны и олицетворяли собой законодательную и судебную ветви власти. Кто из этой четверки был на стороне закона Бора, а кто вознамерился пойти против него, для Гаттака оставалось тайной. И все могло быть еще хуже. Клирики могли интриговать, лгать, провоцировать, саботировать и даже создавать друг с другом альянсы — как на временной, так и на постоянной основе.

Еще одним нерешенным вопросом был фактор наличия в стране пресловутого повстанческого движения, день ото дня набиравшего силу. Было абсолютно ясно, что этот вопрос курирует один из предателей. Не в том смысле, что он пытается подавить восстание, а совсем наоборот. Гаттак не сомневался, что кто-то из генеральных клириков всеми правдами и неправдами поддерживает повстанцев. Кто-то их использует, ставит цели и дает указания, снабжает информацией. Вот только кто и с какой целью?