Гавана, год нуля

Директриса, по моим прикидкам, все еще примеряла свои наряды, так что я коротала время, поглаживая диск телефона. Это была довольно старая модель — из тех черных, что вечно собирали под диском пыль, обладали мелодичным звонком и представляли собой тяжелый тупой предмет, идеально подходящий для того, чтобы проломить кому-нибудь голову. Раздумывая об этом, я набрала номер, который помнила лучше всех остальных, и голос Анхеля произнес: «Слушаю». И что мне тебе сказать? Да ничего, не буду я больше докучать тебе своей абсурдной любовью и тем, как сладко мне было слушать о твоей. Я сказала «привет», а он — «моя Хулия», и сразу заговорил о том, как он хочет меня видеть, но прямо сейчас не может долго разговаривать, потому что рядом — Дайани. Почему бы мне не зайти к нему после работы? Я ответила, что зайду, и повесила трубку. Не знаю, удовлетворилась ли директриса новыми нарядами, однако я к ее возвращению была весьма довольной.

На этот раз дверь мне открыла Дайани. Выглядела она точно так же, как и в тот раз, когда я впервые ее увидела: вся в черном, лицо — маска трагедии, хотя встретила она меня довольно любезно. Пригласила в гостиную, сообщив, что брат в ванной. Мы с ней сели на диван. Она закинула ноги на журнальный столик и продолжила смотреть по видику кассету с музыкальными клипами, а я обратила внимание, что, как и в первую нашу встречу, на ногах у нее — армейские берцы. Когда заиграла следующая композиция, Дайани глубоко вздохнула, а потом сказала, что это ее любимая группа — Extreme, и ее любимая песня — «More Than Words», и ее любимый мужчина — Нуно Беттанкур. И посетовала, что в этой стране таких мужчин не сыщешь, поэтому ей придется уехать куда подальше. Я, честно, даже не знала, что на это ответить. Кроме того, Дайани на меня и не смотрела. Я перевела взгляд на экран: два длинноволосых парня, один из них — тот самый Нуно, красавец естественно, да и песня под стать. Знавала я подобных мужчин — Анхель, например, с его длинными волосами и ангельской улыбкой. Хотелось бы знать: эти парни с экрана способны делать то, что делал брат Дайани? Ну да ладно, я вовсе не обязана говорить о таких вещах с девушкой, что не сводит взгляда с экрана, тихонько подпевая. Идиллия рассыпалась под грохот голоса Анхеля: «Ну что за дерьмо, Дайани, а ну-ка быстро убрала свои копыта со стола!» Девчонка спустила ноги на пол с недовольным видом, а я одновременно с этим ее движением поднялась, чтобы Анхель меня увидел. Он улыбнулся. Я улыбнулась — слегка, наполовину. А Дайани стала подпевать парням с экрана: «I love you-u-u-u-u-u-u».

Брат сказал ей, что мы выйдем погулять и чтобы она выключила из сети холодильник, если вырубится свет. И чтобы всегда снимала обувь, прежде чем задирать куда-то ноги. Я махнула его сестренке рукой на прощание и быстро направилась к выходу. Нам нужно было поговорить, и именно к этому мы и приступили: разговор почти без прикосновений, разговор на ходу. Он сказал, что Дайани пробудет у него все выходные, что он ждал моего звонка, что он в отчаянии от всего, что случилось, потому что любит меня, бла-бла-бла. Наговорил воз и маленькую тележку, но я все равно уже приняла решение, так что, наслушавшись, просто перебила его и спросила, когда, как ему кажется, он сможет продать документ Барбаре и тем самым от нее отделаться. Он поднял на меня изумленные глаза и сказал, что это зависит от меня — ведь это я должна найти бумагу. «Да, но когда уезжает Барбара?» — спросила я. И он ответил, что толком не знает, что вроде бы ей осталось не так много, это верно, и поэтому чем быстрее мы возьмемся за это дело, тем скорее с ним и разделаемся. Помнится, мы дошли до парка Дон Кихота, где на дорожках было, как всегда, не протолкнуться, и я свернула к невысокой ограде возле статуи, чтобы там посидеть. «Как же мне поверить тебе, Анхель?» Он схватил меня за руки, посмотрел в глаза, сложив губы так, что сердце у меня тут же начало таять, и сказал: «Выходи за меня».