Читаем Гавана. Столица парадоксов полностью

Дома построены так близко друг к другу, а улицы настолько узки, что они кажутся просветами между домами, а не настоящими дорогами. Не верится, что две повозки сумеют разъехаться, и все-таки им как-то это удается. Постоянно возникают заторы. Кое-где над целой улицей натягивают навес, от дома к дому, и мы ходим под длинным тентом.

Женщины в длинных юбках не могли ходить по тротуарам, улицы были грязные, движение опасное. «Настоящие леди», то есть белые женщины, не выходили из дому ни под каким предлогом. На улицах можно было увидеть только чернокожих женщин и мулаток (легко представить их обаяние), которые могли ходить куда угодно, выпивать, играть в азартные игры и даже, как утверждают некоторые, курить сигары. Кубинский писатель XX века Гильермо Кабрера Инфанте утверждал, что сигарные ленты[26], которые изобрел в 1830 году немец-иммигрант Густав Бок, были придуманы, чтобы женщины, когда курят, не касались табачного листа.

Узкий тротуар в Старой Гаване. Из журнала Frank Leslie’s Popular Monthly, август 1878 г.

Белые женщины оставались дома и сидели у окна, словно красивые птицы в клетках. Высокие окна были расположены почти на уровне улицы и закрывались железными решетками. У них не было стекол (и сегодня их не ставят, чтобы ветер свободно проникал в комнату).

Эти окна всегда привлекали приезжих, и не только потому, что через них столь красивые и хорошо одетые женщины любезничали с поклонниками на глазах у всех, но и потому, что в жаркую ночь было хорошо видно целые семьи. Энтони Троллоп писал, что семьи «проводили вечер, сидя возле большого открытого окна у себя в гостиной, и, поскольку эти окна почти всегда выходили на улицу, все, кто шел мимо, могли разглядеть внутреннее убранство целиком». Дана-младший писал: «Окна сделаны вровень с землей, находятся заподлицо с улицей, как правило, не имеют стекол, и ничего, кроме решетки, не мешает прохожему зайти в комнаты».

Тем временем чернокожий народ вкалывал на улицах, стараясь заработать на жизнь. Такие путешественники, как Троллоп, Дана-младший и автор путевых заметок XIX века Сэмюэль Хазард, подтверждали это.

Богатая белая молодежь занимала себя пустыми развлечениями. «Молодые люди, — писал Троллоп, — и многие из тех, кто уже не молод, проводят вечера и, судя по всему, значительную часть дня за мороженым и игрой в бильярд».

Когда молодые белые женщины из богатой семьи хотели выйти из дому, они отправлялись на прогулку в воланте. Так называли сделанные специально для молодых женщин повозки. Буквально все, кто побывал в Гаване в XIX веке, не могли удержаться от комментариев по их поводу. Молодая женщина никогда не выходила из воланте до возвращения домой. Она покидала повозку, лишь когда та оказывалась во дворе дома, но ни в коем случае не на улице. Если женщина хотела заглянуть в магазин, ее воланте останавливалась перед лавкой, и хозяин выходил ей навстречу. Воланте представляла собой что-то вроде повозки с отдельным сиденьем, возвышающимся на оси между двумя огромными спицевыми колесами. Две чрезвычайно длинные оглобли соединяли колеса с далеко отстоящим сиденьем возницы и одной-двумя лошадьми.

Флирт у гаванского окна. Из журнала Harper’s Weekly, 3 мая 1873 г.

Чем аристократичнее дама, тем больше расстояние между ней и возницей, что затрудняло движение по узким улицам и без того неуклюжим повозкам. О разворотах и речи не было. Воланте едва хватало на простой поворот в тесноте углов старой Гаваны, и, по словам Сэмюэля Хазарда, попытка сменить направление «сопровождалась крепчайшей руганью». С благородными манерами в Гаване всегда было туго.

Для того чтобы две воланте могли разъехаться в разные стороны, требовалось определенное искусство: не удивительно, что тротуары делали такими узкими. Раб, правивший воланте, калесеро, служил частью декора. Его наряжали в бархатный сюртук алого или другого насыщенного цвета, украшенный золотым или серебряным шнурком, белоснежно-белые штаны и жилет, черную шелковую шляпу с серебряной или золотой лентой, а также отполированные до зеркального блеска ботфорты. Серебряные стремена украшал герб хозяина. В результате казалось, что по улицам в расписной колеснице катится фруктовая ваза с прекрасной женщиной.

Воланте в Хабана-Вьеха. Из журнала The Drawing-Room Companion, 1851 г.

Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное