Читаем Гавана. Столица парадоксов полностью

В Гаване XIX века повозки служили важным символом статуса, примерно как «кадиллаки» в Гаване 1950-х годов, — это позволяло похвастаться богатством. В первом же абзаце «Сесилии Вальдес» герой сообщает о своем положении с помощью наряда кучера и серебряных украшений на сбруе.

Пассажирское место подвешивалось на кожаных ремнях, поглощавших тряску, когда калесеро правил по ухабистой дороге на приличной скорости, разгоняя прохожих со своего пути. Многие из пешеходов в любом случае были чернокожими, поэтому отсутствию необходимого места на тротуарах никто не придавал значения.

* * *

К XIX веку Старый город уже не вмещал Гавану. Это произошло не только из-за роста населения, но также из-за энергичности и суматошности этого самого населения, которое уже нельзя было запереть в небольшом углу и отгородить стеной. Три вещи хабанеро обожали: бары, кафе и казино, и улицы полнились ими. Вечером начинались танцы, ведь если и есть что-то, что гаванцы любили больше выпивки и азартных игр, так это танцы.

Кто мог устоять перед таким местом? Уже в XIX веке Гавану переполняли туристы. Кстати, в этом городе изобрели карибский туризм намного раньше всех остальных и даже вырезали просторные комнаты-гроты в скалах у моря — их остатки можно видеть и сегодня, когда отлив и волны позволяют, — там гости могли купаться в океанской воде в приватных помещениях с уступами и каменными сиденьями, на которых можно было расслабиться, частично погрузившись в воду. Вход в такой грот позволял морской воде проникать в комнату, но, по словам Хазарда, был недостаточно велик, чтобы пропустить внутрь какое-нибудь «прожорливое чудовище». Возможно, имелись в виду акулы, которыми кишели местные воды. Гаванцы комнатами не пользовались. Они были склонны считать их некой блажью, нравившейся иностранцам.

Город вел торговлю первоклассными товарами в роскошных магазинах на Калле-Обиспо и Калле-O’Рейли, названной так в честь испанского офицера ирландского происхождения. Под тенистыми навесами можно было купить фарфор, стекло, европейские товары, шелка и ткань, сделанную из ананасового волокна. Сегодня, когда лавки для туристов только начали появляться снова, их любят открывать на тех же самых улицах.

Вечером, кроме танцев, гаванцы ходили в оперу. Когда зрителям нравился гастролирующий певец, они бросали на сцену цветы. А если представление было особенно хорошим, они кидали украшения — дорогие украшения, — осыпая певца бриллиантами в типичной гаванской манере не знать меры. В опере умеренность не уважали, как, впрочем, почти везде в Гаване.

Петушиные бои, где птицы забивали друг друга до смерти шпорами, закрепленными у них на лапах, пока вокруг кричали и вопили азартные игроки, были любимым развлечением в Гаване. Во время петушиных боев налет аристократизма, наблюдаемый в лавках, театрах и операх, быстро слетал. Хазард предупреждал туристов: «Заплатите за вход на петушиные бои, и я обещаю вам: вы не пойдете туда снова, вы уйдете в сильном отвращении». Но именно здесь можно было увидеть весь срез гаванского общества — рабы, свободные чернокожие, мулаты, белые бедняки, аристократы.

Только женщин тут не было.

В 1827 году на Пласа-де-Армас, знаменитой площади в центре города, закончили строительство памятника в честь основания города Гаваны в виде изящного античного храма с дорическими колоннами. С этого момента город заболел неоклассической архитектурой. Богачи жаждали строить новые дома с дорическими, ионическими или даже резными коринфскими колоннами. Но внутри гаванских стен места не хватало. На востоке город упирался в море, и расти ему было некуда. Строиться можно было только на западе, за стенами, на неразработанных загородных участках.

Пасео-дель-Прадо с башней Эль-Морро на заднем плане. Рисунок Чайльда Гассама для журнала Harper’s Weekly, 1895 г.

И там гаванцы предались своей страсти к колоннам. Алехо Карпентьер писал в 1982 году: «Одна из самых выдающихся констант гаванского стиля — невероятное изобилие колонн, город, представляющий собой склад колонн, джунгли колонн, бесконечные колонны…» Под ярким солнцем эти колонны напоминали темные галереи, portales, из фильмов-нуар, в которых до поры до времени некто скрывается незамеченным, чтобы внезапно выйти на свет.

По мере того как город в течение десятилетий растекался за пределами стен, каждый из архитектурных стилей сменяющих друг друга эпох обретал популярность — этот процесс продолжался и в XX веке. Карпентьер писал: «нагромождение стилей, обновление стилей, хороших и плохих, создавало Гаване этот стиль без стиля». Сегодняшняя Гавана похожа на музей архитектуры, демонстрирующий практически все концепции с начала 1600-х годов до 1960-х с отличными примерами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное