Гаврош, или Поэты не пьют американо

– Ну и что с того? Хорошая история должна быть длинной, – Не согласился Егор. – Ты должен ее смаковать, как хорошее вино. Ты что больше любишь – не торопясь выпить бокал вина в хорошей обстановке или стакан колы в Макдональдсе? – подмигнул Егор.

– Когда как. По ситуации. А что?

– А то, что, правильная история, как хорошее вино, ты не сможешь смаковать ее как стакан колы. Для этого нужна обстановка, время. А нынешний формат трехминутный – это какая-то деградация. В этом плане рэп – это большой шаг вперед, шаг, ломающий форматы.

– Хорошо, я приведу тебе пример.

– Давай, – кивнул Егор.

– Я буду говорить это медленно, очень медленно. И буду делать между словами паузы, чтобы ты мог сосредоточиться и понять.

– Давай.

– Готов?? – спросил я

– Да, готов уже, давно готов, не томи.

– Итак:

– Терпкая, – сказал я с нажимом.

Егор кивнул.

– Клевая.

– Да, понимаю, давай дальше, – кивнул Егор.

– Осень.

– Так, а потом чего?

– Все.

Егор откинулся на спинку кресла и посмотрел с недоверием.

– Реально все? Без дураков? – спросил он.

– Реально все.

– Заебись. И что за историю ты мне тут рассказал? «Я знаю три слова»?

– Я рассказал тебе хорошую большую историю про клевую, очень клевую осень. Понимаешь? Она настолько клевая, что у тебя дух захватывает. И если ты добавишь ей терпкости, то это будет покруче, чем любое вино столетней выдержки, которое ты будешь смаковать в своем дебильном ресторане, в котором на стенах висят дешевые репродукции, и единственная цель, для которой они там висят, – это чтобы ты это вино не в маркете купил раза в три дешевле, а пришел в этот ресторан. При этом, глядя на эти репродукции, ты будешь проводить языком по нёбу, кивать головой как болванчик и повторять: «Да, хорошее божоле стоит тех денег, которые я за него заплатил».

– Ты идиот, бро, – сказал Егор.

– Ты сам идиот, бро, – ответил я.

– Я тебе еще раз скажу – осень у каждого своя, и история у каждого своя. У тебя своя осень. А у меня своя, – настаивал я.

– Ты сумасшедший, – ответил Егор.

– Я никогда не понимал это так четко, как сейчас. Мне слов терпкая, клевая осень хватит для того, чтобы посмотреть длинный хороший фильм. При чем я сам его снял и сам себе показал. В этом суть.

– Ты шизофреник – если ты сам снял фильм и сам же его посмотрел, то ты точно шизофреник.

– Ты понимаешь, что такое классика? – не сдавался я.

– Да, скукота, которую в школе изучают, – ответил Егор.

– А вот хрен те. Нас обманули. Классика – это то, что не стареет с годами. Даже твое поганое вино когда-нибудь скиснет, а настоящее слово будет жить вечно. И то, что в одной фразе содержит столько мудрости, что она будет верна, несмотря на то, что происходит за окном.

– И как это относится к нашей теме? – спросил Егор.

– А так, что мы переходим напрямую к теме Творчества, как такового.

– Прежде чем мы перейдем, к теме этого твоего «Творчества», я хочу тебе кое-что напомнить, – сказал Егор.

– Валяй.

– Когда мы учились в школе – там были произведения, оставившие в моей душе неизгладимый отпечаток. Хочешь узнать какие?

– Давай.

– Сначала меня ранили, заставив прочесть «Муму» Тургенева, потом подкосили «Гробовщиком» Пушкина. Они вынесли мне мозг окончательно и бесповоротно. Я рыдал несколько дней. И когда рана стала заживать, мне дали толстую, очень толстую книгу про мужика, который топором убил беззащитную старушку. И, конечно, тоже заставили ее прочитать. А чтобы доказать, что я ее прочитал, мне надо было написать сочинение. И если бы я его не написал, то злая мымра с указкой, вычислила бы, что я попытался ускользнуть, и не перевела бы меня в следующий класс.

Как сказал тезка дяди, породившего то чудище с топором «Так получил я полезные, нужные знания». У взрослого есть выбор. У меня его не было. Ты должен это прочесть и твоего желания никто не спросит.

– Я понимаю. Тебя. Это враги.

– Кто, Пушкин? Тургенев? Михалыч?

– Враги все извратили и подсунули тебе другую сторону медали, – сказал я.

– Да на хрен мне такая классика? – не унимался Егор.

– Давай все же перейдем к Поэзии как таковой. К лучшей ее стороне.

– И что не так с поэзией? Типа намекаешь, что рэп – это не поэзия?

– Я этого не говорил, – сказал я.

– А что тогда? – спросил Егор.

– А то, что история может быть твоя или чужая. Когда тебе расскажут чужую историю, это не про тебя, – ответил я.

– Ну и что? Ясное дело, откуда они могут знать что-то про меня? – опять спросил Егор.

– Могут, очень даже могут, – сказал я. – Вот тут и есть вся соль, ответ на все вопросы этого мироздания. Окончательный и бесповоротный ответ. Помнишь, мы ехали со Скутером и Швайнштайгером, когда мужик нас заложил и машину твою в лесу бросили?

– Конечно, помню – я отдал сто марок эвакуатору, – поморщмился от воспоминаний Егор.

– Саныч еще сказал, что со сцены с тобой должен говорить Бог, – продолжал я.

– Точно, помню.

– Так вот, Егорий, запомни – Настоящий Поэт всегда поет только про тебя.

– Слушай, а ведь точно. Но, с другой стороны, рэп тоже может рассказать про меня, – сказал он.