– Точно, и попса может, – ответил я. – Все может быть. Но у попсы история обычно простая, вернее упрощенная. Сам знаешь маркетинг, все просчитано. Самое главное, она всегда одна и та же. И вчера, и сегодня, и завтра.
– Как это? – удивился Егор.
– Ну, например, – уехал он прочь на ночной электричке. И все. То есть и завтра, и послезавтра и через много лет – ты сможешь вспомнить лишь одну историю, прямую и простую, как рельс. И тысяча человек снимут тысячу похожих фильмов, с одинаковым финалом.
– А терпкая, клевая осень – это осень навсегда. Пройдет пять лет, ты уже изменился, но у тебя найдется новая осень, может быть еще более клевая и терпкая, чем та, что была раньше. И у каждого клевая, терпкая, осень своя. Это уже от тебя зависит, а не от Поэта – подытожил я.
– Ну, допустим, в чем-то ты может и прав, кроме одного, – согласился Егор.
– Это кроме чего же? – удивился теперь я.
– Ты сказал, что это чуть ли не ответ на основной вопрос мироздания. Это ты скорее для красного словца придумал, – ответил Егор.
– Вовсе нет, – возразил я.
– Как это? Тогда объясни, – сказал Егор.
– Кругом копии – время копий пришло. Оно началось с первым конвейером Форда, укрепилось с первым ксероксом и окончательно победило с приходом Интернета.
Не говоря уже об одежде.
– Ты имеешь ввиду паленый адидас? – спросил Егор.
– Да к черту твой адидас. Это цветочки. Нижний уровень. Выше бери. Сайты одинаковые эти вокруг, сначала у всех короткие, потом у всех длинные, крутишь мышкой крутишь, а он все не кончается, пока ты не закажешь какую-то херню, интернет-магазины, товары в этих магазинах, копирайтеры-рерайтеры бесконечные, одинаковые дома, песни, слова в песнях, переписанные по сто раз. Фасоны, лекала, джинса, тосты за столом, книги.
– Ты хочешь сказать, что интернет – зло? Это итак все знают, – ухмыльнулся Егор.
– Не в этом дело, – ответил я.
– А в чем тогда? – опять спросил Егор.
– В том, что когда у тебя есть твоя и только твоя терпкая, клевая осень, ты не такой как все. У тебя же свой фильм, верно?
– Ну, вроде как да, – неуверенно произнес Егор.
– А когда у тебя электричка как у всех, какое у тебя тогда лекало? Такое же, как у тех, кто снял тысячу фильмов про одну и ту же электричку.
– А что отсюда следует? – спросил Егор.
– А то, что классик и сказал – что красота спасет мир. Круг замкнулся, – ответил я.
– Точно. Слушай, я никогда не думал, что это все вот так вот, как-то повернется.
– Я тоже не думал, так что пошли, – резюмировал я.
– Куда? – спросил Егор.
– Мир спасать, куда же еще. Иначе ты – дезертир.
Надежда
Концерты бывают разные.
Есть концерты-пустышки и концерты-презентации, концерты-реклама и концерты на всю жизнь. Те, что запоминаются, и те, что забываешь через час. Те, что меняют ход твоей судьбы, и те, после которых хочется плакать.
Вы скажите, концерт не может внезапно поменять судьбу?
Надю привели на концерт Гавроша случайно. Кажется, это было в «Б-2». Именно там, где первый раз была сыграна «Актриса». Не просто сыграна, а сыграна еще и еще. Вы часто видели, чтобы песни игрались, потом игрались еще, а потом еще? Одна и та же песня. Гаврош могла такое себе позволить, нарушив каноны. Вот так вот, закончив песню, махнуть рукой и закричать:
– А теперь еще раз!
И не то, чтобы песня была та же – она звучала по-другому, набираясь сил, и одновременно молодея, распускаясь словно роза и даря себя залу, становясь еще лучше.
Надежда со всего этого просто обалдела.
На следующий день она взяла билет на поезд и уехала за группой в тур.
Не то, чтобы она хотела – она не могла не ехать. Ее судьба изменилась с первым звучанием струны. Быть может, так оно было предначертано, и кто знает, что бы случилось, не затащи ее однокурсницы на концерт. Она не думала долго, не плакала и не смеялась.
Она не испила из этой чаши, но нуждалась в этом. Я видел ее глаза. Они не были ни пьяными, ни сумасшедшими, ни больными. Они были спокойными.
Говорили потом, что она стала дизайнером, открыла какую-то галерею. Я уверен, дальше она была счастлива.
А что есть важнее счастья?
Кольцевая
В тот вечер она прилетела после полуночи. Откуда-то с Урала.
Утро сулило интервью на «Нашем», встречи с поклонниками в Буквоеде и интервью на «Пятом».
В аэропорту было пустынно и скучновато. Воздушные врата надежно охранялись воротцами-пискунами, реагирующими на металл.
Воротца устрашающе звенели на каждого, у кого в кармане лежали ключи, а ведь лежали-таки в карманах они действительно у каждого. Это заставляло усомниться в полезности аппарата, но скрашивало тишину в пустынном здании.
Директора да менеджеры среднего звена из персон важных и существенных при подходе к воротцам начинали суетиться и хлопать по карманам. Доставая ключи и монеты, они повторяли примерно одно и то же:
– Ой, совсем забыл, у меня еще ремень с пряжкой, снимать?