Гаврош, или Поэты не пьют американо

Мы решили прогуляться и вышли побродить вокруг здания студии. И вдруг она говорит:

– Смотри, вон Останкинская башня.

Я хлопнул себя по лбу:

– Она круглая. Это же барабан. Это барабан, который крутит Якубович. У меня такое странное состояние, будто Вселенная сейчас начнет раскалываться пополам. Или кто-то откроет снаружи молнию, проходящую через небо, и там будет что-то другое.

– Что другое? – спросила она.

– Что-то невероятное… и другое, – ответил я. – Ты что – всегда так чувствуешь? Вот так?

– Не всегда, но часто, особенно когда песни пишу. Давай дальше, а то вон сколько народу на съемки прет, собьют тебе все своими мыслями. Рассказывай про свою страну, пока назад не позвали.

– Как жить в этом всегда? – спросил я.

– Я ж тебе и говорю – я песни пишу. И стихи, – ответила она.

– Ты что, каждый день их пишешь? – удивился я.

– Ну да, почти каждый, – сказала она.

Что-то не давало мне покоя:

– Барабан, барабан – что всегда связано с барабаном?

– К барабану всегда прилагаются призы, – поддержала она.

– Точно! – сказал я. – Большие и маленькие призы. Можно угадать одну или две буквы.

– А еще? – она решила идти дальше.

– А еще можно взять деньгами, – ответил я.

– А ты когда смотрел передачу – колебался? – спросила она.

– Конечно, я всегда думал – приз или деньги, приз или деньги…

– И когда игрок проигрывал, что ты делал?

– Бил себя по лбу и говорил – надо было взять деньги, надо было взять деньги.

– А сейчас? Сейчас что думаешь?

– Я думаю… – у меня появилось какое-то смутное чувство.

– Что? – продолжала она.

– У меня такое чувство…как будто… – отозвался я.

– Как будто что? – продолжала она.

– Что я… я нашел свой Золотой ключик, открыл дверь за нарисованным камином, а за ней…

– Чего за ней? – последовал вопрос.

– За ней Суперприз, – сказал я неожиданно для самого себя.

– А еще чего там есть? – продолжала она.

– Ничего, – ответил я, удивившись своему же ответу.

– Совсем ничего? – уточнила она.

– Но это не просто ничего, это нечто большее чем самое большое Ничего, – ответил я.

– Как это?

– Самое главное, что там нет больше ни кота Базилио с лисой Алисой, ни Дуремара, ни Карабаса-Барабаса…

– Почему? – заинтересовалась она.

– Кот Базилио был слеплен из моего вранья, – ответил я.

– Интересно.

– Дуремар – это моя глупость.

– Продолжай, – сказала она.

– Лиса Алиса – это моя хитрость.

– А Карабас-Барабас?

– А Карабаса-Барабаса я создал из своих страхов.

Я передохнул и спросил ее:

– А ты это все чувствуешь?

– Я чувствую, что с тобой что-то происходит, и мне это нравится, – ответила она.

– Мне тоже, но самое главное, знаешь в чем? – спросил я.

– В чем?

– Если бы тебя тут не было сейчас рядом, этого бы никогда не произошло. Я проснулся утром, и чувствую – температура, и думаю, не поеду в студию. И так тяжело было, пришлось приложить просто титанические усилия. Сходил за лимоном, выпил чаю. И… решил все-таки поехать. Все порой зависит от таких вот мелочей. Порой миллиметр меняет все…маленькое усилие.

– Точно, чаша вдруг перевешивает от одной капли, – кивнула она.

– А что будет теперь? – спросил я.

– Не знаю, – ответила она.

– А кто знает?

– Ты сам. Нам пора, вон Джульетта машет из студии, – махнула она рукой в ответ.

– Погоди, – не унимался я.

– Чего? – спросила она.

– Ты точно чувствовала – вот это – вот сейчас?

Она пожала плечами:

– Да чувствовала я, чувствовала. Пошли. И Золотой ключик смотри, больше не теряй, – и направилась в студию.

– Не потеряю… – пробормотал я и пошел за ней.

Почти конец

Все кончилось как-то неожиданно и спокойно.

Гаврош вдруг пропала. Вот так взяла да и пропала – ни концертов, ни интервью. Месяц, второй, третий… Никого не было на связи – ни Дрозда, ни Чайки, ни Джульетты.

Она все сделала верно. С годами стало понятно, что чутье опять ее не подвело. Есть такие развилки, когда либо вверх, либо вниз. Именно там, за медными трубами, таятся драконы, поджидающие тебя, чтобы сожрать быстро и верно. Когда не с кем посоветоваться, ибо кто может подсказать тебе как выйти из леса, если никто в том лесу не был.

Как бывает, когда события реки времён попадают в правильное русло, все вокруг начало перестраиваться, формируя новую карту этого изменчивого и пластилинового мира.

Как-то утром пришло письмо из Университета, в который я подавал заявление несколько месяцев назад. Там сообщалось, что мне необходимо приехать, меня зачислят после успешного собеседования.

Я написал письмо Гаврошу и Чайке, уладил кое-какие формальности, сел на самолет и переехал в другую жизнь.

Сейчас я чувствую облегчение и могу спокойно жить дальше. Если будет трудно, у меня есть притчи на все случаи жизни, ведь кто еще может дать мне советы, как ни человек, начавший свой тернистый путь из мест, достаточно отдаленных, и покоривший этот мир, не имея за спиной ни денег, ни связей, ни богатых родителей.