Газета День Литературы # 128 (2007 4)

очей с невыплаканной жаждой.

Как прежде, небеса в слезах

и мокнет рай многоэтажный.

Жизнь отражается в глазах

и страх ослепнуть ярче с каждой

звездой, сверкнувшею в пути.

Да что звезда! Фонарь подъезда,

где целовался без пяти

минут в раю, как гений места,

с тобой, шептавшею "пусти",

мечта, волшебница, невеста.

ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ Эти стёртые подлокотники

жёлтых кресел,

телевизор с его печальными новостями. Я последнее время редко бываю весел: всё хожу по квартире,

поскрипываю костями.

Не бродить же с фонариком идиота,

в тополином пуху, разыскивая собрата

по ремеслу. Да что это за работа,

ежели вам зарплата

не выдаётся. Можно давить на массу.

Стать неподвижным

и притвориться мёртвым.

Поздно голосовать, выходя на трассу,

если, к тому же,

правый ботинок жмёт вам.

ЗИМНЯЯ ПОЕЗДКА В ТОМСК С тем, кто ведёт автобус,

разговоры запрещены.

Зайцем усядешься ближе к окну,

соскребая наледь,

и снова следишь урывками

за ходом гражданской войны,

где белые в большинстве,

которое всем сигналит

хлопьями, напоминая кончину звёзд

в миниатюре. Скоро пора на выход,

то есть на бетонированный помост,

и раствориться в толпе

без особых выгод.

Я в Томске гостил у родни.

Записывал номера

бегущей строки, звонил по ним.

С таким же успехом можно

было звонить на Олимп.

Поиск работы с утра

до вечера, как всегда,

заканчивался ничтожно.

Требовались сотрудники.

Там, на другом конце

пыльного коридора,

где передвигали мебель.

И посетитель, откашлявшись,

так изменялся в лице,

как будто не смел беспокоить

или не в своём уме был.

* * * В сумраке будущего, когда

по трущобам гаснущего рассудка

загромыхает телега с кусками льда

(даже подумать жутко),

чтобы череп остыл от мысли, что голова перестала соображать, а все члены тела – повиноваться мозгу; когда слова

на какое-то время станут важнее дела, –

я к виновнику наваждения воззову:

может быть,

Он тогда получше меня расслышит.

Ибо сон, если вспоминают, то – наяву, когда смысл из него,

словно сок из лимона, выжат.

Олег Бородкин ПУТАНИЦА

* * * мне до звезды война с арабами Израйля.

мне до звезды

полезность рыжих муравьёв.

могу я вряд ли потревожить вас зиг хайлем.

а что бранюсь – так чепуха, медвежий рёв.

мне до звезды борьба меньшинств

за секс в законе.

и до звезды, что недоступен мерседес.

имел балкон бы – пил бы пиво на балконе.

зато с регрессом вечно путаю прогресс.

мне до звезды интеллигентские манеры.

и беспородных до звезды судьба собак.

порой мне кажется, пугают нас химеры,

и миром вертит исключительный мудак.

мне до звезды пока избыточность китайцев.

мне до звезды коровье бешенство попсы.

творцы искусства – работяги и страдальцы,

да только часто носят женские трусы.

мне до звезды астрологические знаки.

и до звезды понты различных шулеров.

отлично знаю, где и как зимуют раки,

чем печь топить

(когда есть книги, нету дров).

мне до звезды ещё водители газелей.

я б пролетариям дорог наставил клизм.

элита тоже до звезды на самом деле.

и до полярной мне звезды капитализм.

до фонаря чужие тексты мне любые.

чужое слишком до звезды мне мастерство.

известно: авторы обычно люди злые.

галиматью нести – их труд и ремесло.

мне до звезды Вьетнам, Япония, Гвинея

и до чего теперь Америка дошла.

плевать на негров, азиатов, гоев, геев…

одна Россия мне, естественно, мила.

почти что всё мне до звезды на этом свете:

проблема блядства, дефицит живой воды,

коррупция, балет, тупые дети…

оно и дальше всё мне будет до звезды.

* * * я несгибаем, словно полутруп.

ночами я почти не пью воды.

не скажешь, будто я излишне глуп.

несу совсем немного ерунды.

меня навряд ли чем-нибудь проймёшь.

в дела чужие редко я суюсь.

любимый зверь не выхухоль, но ёж.

гаишников и женщин не боюсь.

гляжу на Север, к чёрту знойный Юг.

холодный ветер, слякоть, снег с дождём…

жду осени, не то придёт каюк.

да, впрочем, все мы здесь чего-то ждём.

дождётся каждый… водкой, коньяком

на время можно это заглушить.

быть русским и легко и нелегко.

но по-другому не выходит жить.

гниенью мало поддаётся дуб.

не стёрт с лица земли и Третий Рим…

я несговорчив, твёрд, местами груб.

чего скрывать: вообще неисправим.

* * * опять смотрю на Север и гадаю:

чем нас оттуда бухнет по лицу?

давно знаком с холодным белым раем.

лёд – родственник горячему свинцу.

не умер, но живу с большой опаской:

гвоздят какие силы нашу плоть?

отравлена душа арийской сказкой.

язык же чепуху готов молоть.

депрессия даётся неслучайно.

её, конечно, надо заслужить.

красивее ли рюмка чашки чайной?

страдать ли молча мне или блажить?

а Север – он то близок, то не очень.

его то уважаем, то браним.

длинней, прохладней делаются ночи.

ворвётся скоро осень в Третий Рим.

считать начнём победы и потери,

как в прошлом, тоже бешеном году.

спасаясь от нордических истерик, –

в любимом пребывать полубреду.

у нас тут удивительное царство.

и водка часто пьётся как вода.

от Севера, однако, нет лекарства:

засел в печёнках крепко, навсегда.

* * * октябрь уж скоро станет ноябрём.

Москва: чиханье, кашель, слякоть, грязь.

мы рано или поздно все умрём,

что ангел во плоти, что просто мразь.

машины мчатся, бьются и шумят.

Москва – частично рай, частично ад.

измучен этой жизнью и помят,