Газета День Литературы # 128 (2007 4)

И крепко руку мне пожал...

А мог бы и не жать!

* * * Никогда я не был на Босфоре...

С.Есенин

И я тоже не был на Босфоре,

Не бродил по Турции ни дня,

Хоть живу давно в Крыму у моря,

И Босфор вёрст двести от меня.

И в Багдаде не был с караваном,

Не возил бухарские ковры;

Не расстаться мне с моим диваном

Ради этой всяческой муры.

Да и ты – совсем не персиянка,

И огонь угас в глазах твоих,

Да фальшивит старая тальянка,

Как и этот неудачный стих...

ТЕАТРАЛЬНЫЙ СЕЗОН Я знал актёров маленьких ролей,

Поклонников

с цветами не встречавших,

Кого только на сцене не игравших:

От крепостных крестьян до королей.

Я им тайком спиртное проносил,

И в гримуборной развалясь приятно,

Считался редким знатоком театра,

За то, что регулярно с ними пил.

* * * Памяти Венедикта Ерофеева

Иль водка меня доконала,

Иль подлых друзей недолив,

Не Питера снятся каналы,

А Баб-эль-Мандебский пролив.

Иль доза была маловата,

Иль лишние принял сто грамм,

Не снятся проулки Арбата,

А улицы Дар-эс-Салам.

Иль может, поехала крыша

С довольно нетрезвой башки,

Коль снится: лечу в Могадишо

В вагоне "Москва–Петушки"!

* * * Уж сколько лет твердили миру,

Что поглощающая страсть,

Согласно древним и Шекспиру,

Есть деньги, женщины и власть.

И нет, чтобы принять на веру

Законы вечные земли –

Нам тайно нравственную меру

В безнравственную жизнь внесли.

И что же? Через все сомненья

И клятвы, данные богам,

Вновь устремились поколенья

Ко власти, к женщинам, к деньгам.

* * * Пока не удостоенный проклятья,

Я тайно сам себя кляну порой,

Когда, покинув женщины объятья,

Желаю пасть в объятия другой.

И эти нескончаемые муки,

Стремленье "необъятное объять"

И стыд пытаюсь длительной разлукой,

Да водкой обжигающей унять.

АНАТОМИЯ ЗАСТОЛЬЯ О, эти первые сто грамм

Волшебно оживают в чреве,

Возможно, так дивился Еве

В раю скучающий Адам!

Вторые сто дают подъём,

К активным действиям стремленье,

Желание телодвиженья

Под звуки музыки, вдвоём!

Коль триста в час употребишь,

Заденешь деловую ноту,

Переключаясь на работу,

Где лишь себя стратегом мнишь!

После четырехсот грядут

То восхваленья, то раздоры,

Одежду мнут, трещат заборы,

А после "мировую" пьют!

Когда достигнешь пятисот,

Познаешь бремя раздвоенья,

Где тело просит заземленья,

Душа – возвышенный полет!

А больше... все до одного –

Иль силуэты, или пятна.

Простите, что пишу невнятно,

Но я не помню ничего.

* * * Не все доступны

тайны нам в природе,

Особенно при солнечной погоде:

Чем больше у тебя изгибы бёдер,

Тем меньше у меня

извилин вроде...

УКРАИНА, Коктебель

Валерий Михайлов ЗА ПРЕДЕЛАМИ СЕРДЦА И ТРЕПЕТА...

* * * Мимо ржавого чертополоха,

Мимо мятых вчерашних газет,

(Где болотом исходит эпоха

Всё быстрее, быстрее на нет).

Мимо щебета птиц на рассвете,

Мимо лепета родников,

Мимо волн, разрывающих сети,

Мимо вишенных лепестков.

Мимо пыли и праха пространства,

Мимо колкого крошева звёзд,

Мимо родины и чужестранства,

Мимо соли и сладости слёз.

Мимо встреч, и разлук, и прощаний,

Мимо на ветер брошенных слов,

Мимо вязких, как кровь, обещаний,

Мимо напрочь растаявших снов.

Мимо смерти напрасного пыла,

Мимо жизни нелепой глуши,

И всего, что ни будет и было, –

Но не мимо любви и души.

* * * Прощай, золотая! Весной пролетели глаза,

И летняя песня, как сон, отгуляла по лугу,

Пустыми слезами оплакала небо роса,

И солью земли

травы в дым отравили округу.

Осенним ли ветром мои опалило виски,

Что стали зрачки непроглядней,

чем поздние думы?

Не знаю, зачем я не умер ещё от тоски…

Плывут ли куда корабли,

коль затоплены трюмы…

Предзимье с душою сроднилось,

как звёзд нищета,

И сети небесные

снова с привычным уловом.

И всё ничего бы, да сводит навеки уста,

Как болью, самим же собой

неразгаданным словом.

* * * На закате снега розовеют,

как будто стыдясь,

Что они так белы, непорочны и так одиноки.

Вот слетели с небес

и лицом не ударили в грязь –

Но раздалось пространство

сиянием чистым, высоким.

И поля, и холмы вознесло,

занесло, замело…

Валуны лишь упрямо темнеют,

сжимаясь от стужи…

Что черно – то черно,

но зато что бело – то бело,

Всё так просто на свете,

и это почуяли души.

* * * Синие заборы, серые дома,

Хоть слабы запоры, всё равно тюрьма.

Чёрные овечки, бурый в дым верблюд,

По степи распластан тяжким небом люд.

В мареве унылом плавятся века,

Тянут здесь с рожденья вечные срока.

Ведь кругом пустыня…

Где искать судьбы?

И, как оцепленье, серые столбы.

Но расцвёл в соседстве, статен и высок,

Глиняный, кирпичный, мёртвых городок.

Пышные мазары немы и слепы,

Пьют пустое небо лунные серпы.

Треплет рваный ветер сорную траву…

Явь ли то, во сне ли? Сон ли наяву?

Пронесётся поезд – и одни окрест:

Погребальный месяц, телеграфный крест.

* * * Щетинистая просека.

Лохматые леса.

Куда с добром неброская

Тягучая краса.

Тут в пепле мха валёжины

То вдоль, то поперёк,

Источены, изгложены,

Свой дотлевают срок.

Какие сети пышные

Сплели здесь пауки,

Красавцы неподвижные,

Что на ногу легки.

Как царствуют сиятельно

В лучах наискосок,

Как чествуют внимательно

То бабочек, то блох.

И глядючи с презрением

На сей лихой измор,