Газета День Литературы # 145 (2008 9)

Первый же день суда показал, что для подсудимых два года, проведённые за решеткой, не прошли зря. Все они тут же отказались от показаний, данных на следствии, принялись хитроумно выкручиваться, чудовищно врать и отрицать очевидные факты. Виновным себя не признал никто.

Между тем собранные доказательства свидетельствовали об изощрённых способах хищения государственных средств в крупных размерах. В деле фигурировали и многочисленные поставки строевого леса под видом подтоварника и липовые ведомости на выдачу денег за якобы произведённые работы, и даже фиктивные документы о прокладке никогда не существовавшей в действительности многокилометровой узкоколейной железной дороги для вывоза леса с верхнего склада.

Материалы следствия были подшиты в нескольких десятках трехсотстраничных томов уголовного дела, которые плохо знал как выступающий прокурор, так и сам председательствующий – член Верховного суда – спокойный, не первой молодости человек с окладистой бородой, за которую сразу же получил прозвище "Борода".

Благодаря ему слушание двинулось, не задерживаясь на мелочах, без особого вникания в подробности – применение амнистии могло с лихвой покрыть возможные огрехи процесса и примирить с приговором, который он готовил.

Недели сменяли недели. В дни, когда рассматривались эпизоды, не связанные с их подзащитными, адвокаты не приходили на заседания, их коллеги читали газеты. Выпускался даже рукописный журнал "Гипертоник" с карикатурами на членов суда, адвокатов и их подзащитных.

Помню одну. Подсудимый из Слободзеи после изъятия у него липовых документов на отгрузку леса послал соучастникам телеграмму – "забрали бумажки возьмите бумажки". Художник изобразил известный тип горбоносого мужчины с удивленно поднятыми плечами. Подпись гласила: "Какие бумашки-шмашки?!"

Бухгалтер, согласившийся защищать себя самостоятельно, не жалел об этом, полностью вжился в роль адвоката и в новом качестве задавал вопросы другим подсудимым.

В свой черёд начались прения сторон – адвокаты произнесли свои защитительные речи. Почти каждый просил вину его подзащитного квалифицировать как должностное преступление и применить акт амнистии.

Примерно то же сказал в своей защитительной речи и бухгалтер.

По окончанию последних слов подсудимых суд удалился в совещательную комнату, которой на этот раз стал номер "люкс" в гостинице "Кострома". У двери в номер был выставлен милицейский пост. Еду судьям доставляли из ресторана гостиницы.

Приговор был оглашён по прошествии трёх суток. Большинство подсудимых были признаны виновными в должностных преступлениях, подведены под амнистию и освобождены из-под стражи в зале суда. К длительным срокам были осуждены лишь несколько организаторов преступления, и в их числе тот самый бухгалтер.

Причиной была некая юридическая тонкость. Чтобы облегчить себе написание приговора, "Борода" предложил каждому адвокату передать в совещательную комнату свой вариант приговора, в части, касающейся его подзащитного. Все адвокаты это сделали. Кроме…

Бедолага-бухгалтер об этом не знал.

УСПЕХ

Коля Ахмедов начал обвинительную речь с мерзкой сцены преступления, какой она представлялась его небогатому воображению.

…Спящий лесной поселок. Тишина. Дитё, завёрнутое в одеяльце. Лежнёвка.. Отблеск серпа луны на лезвии топора в руках убийцы…

Он мог и не прибегать к описанию страшной картины детоубийства. Зал был и без того наэлектризован. Отчаянные мужики, для которых жизнь в лесу не оставляла ничего кроме тяжёлого труда и пьянства; их жёны, временные и постоянные, приехавшие по вербовке со всех концов России, досрочно освободившиеся и амнистированные – в этот момент всей душой были на стороне добра и закона, с которым многие из них не дружили с самого детства...

– …Дитё ничего не понимает, тянет ручки к сверкающему куску металла и оглядывается на мать!

С самого утра, когда мы вышли из поезда Киров-Кострома и скользкими деревянными тротуарами двинулись к клубу – судья, прокурор, адвокат и конвой с подсудимой – бесцветным существом, закутанным по самые глаза в платки сверху донизу – мы постоянно находились в центре внимания десятков людей.

Подсудимую сразу узнали, встретили руганью и свистом. Милицейский конвой отгонял наиболее ретивых. В однообразии жизни лесного посёлка выездная сессия суда была событием чрезвычайным, сравнимым только разве что с приездом бригады "Облконцерта". В леспромхозе день этот был объявлен нерабочим.

– ...Дитё верит ей! Это же родная мать, мама, мамочка, разве она может причинить ему зло?!

Заседание шло при свете нескольких керосиновых ламп-трёхлинеек, под аккомпанемент гулкого многоголосья, разносимого эхом по всему деревянному зданию.

Полутёмный зал был полон морозного воздуха и лёгкого березового угара – в клубе только что затопили печи. Суд расположился на сцене, конвой к неудовольствию счастливцев, занявших первые места, освободил для подсудимой и охраны несколько ближайших рядов.