Газета День Литературы # 54 (2001 3)

"Дорогой Виктор Федорович!.. Вашу статью, помеченную (названную) "Я пишу истинную правду", читал с томительным чувством глубокой признательности Вам, как бы оказавшись плененным самой глубиной свежего видения, какой-то особой точностью хранящихся в Вашей душе впечатлений, которыми Вы так щедро и самозабвенно делитесь с читателем. И ему, читателю, никуда не деться, он полностью подчинен нахлынувшим на него неотразимым штрихам течения образных чувствований и картины живой, немеркнущей реальности, которая зовет и манит, и принуждает свидетельствовать о том, что все оно так и есть, и не может быть иным, потому что все это у Вас хранится не только в памяти, но и в самой Вашей душе — Вы такой есть в жизни.

Милый, дорогой Виктор Федорович! Простите, пожалуйста, что обращаюсь к Вам так смело, хотя, право же, как я могу иначе, если Ваше имя покорило меня до глубины. И я как бы следую рядом с Вами, слышу и вижу, и потому звучат слова А.Т. — "Пора! Ударил отправленье вокзал, огнями залитой..." — как родные, и они тем дороже, что слышу их от Вас. Я очень тронут и рад, что это именно так и есть. Ну, а о том, как Вы могли сказать: "А потом я увидел его глаза... Стучали колеса, мелькали перелески, а я вглядывался в эти глаза. Единственные во всем мире, неповторимые, пронизанные древней ослепительной синевой". Ну что тут скажешь?! Ведь очень так, как может думать настоящий художник! Спасибо Вам огромное, дорогой Виктор Федорович!

Признаюсь Вам, что читал я статью не раз, а несколько раз. Читал так, как мне положено чувствовать. Читал для собравшихся у нас соседей, очень обычных сельских жителей. И была полнейшая тишина, все как бы замерли. А я читал, и подошел к тем строкам, где я рассказывал о рождении брата Васи, о его судьбе и о том, что Вы в конце статьи обратились ко всем, кто может что-то сказать, что-то сообщить и т.д. И вот, когда я начал со слов: "Я прикрыл ладонью страницу. Она была теплая, почти горячая, нагрелась от ладони. Так же раскалилась и моя душа: как же так, родные мои земляки? — спрашивал я кого-то неведомого и смотрел в пустоту. Неужели никого не нашлось в моем городе, кто бы проникся этой трагедией, кто бы отыскал ту безымянную могилу на курганской земле?.. Разве все мы в этой жизни не братья, разве не так?"

Сам я не удержал слез, хотя крепился сколько мог. Ну и слушатели мои тоже прикладывали к глазам платочки, пряча тронутые чувства.

Простите, что написалось, как говорят, так себе. Будьте, пожалуйста, здоровы и по возможности счастливы. Позвольте Вас обнять.

Ваш Иван Твардовский".

Думаю. что такие письма не следует комменитировать. Скажу лишь о том, что эта история не закончилась. Проходят дни и недели, а из недель слагаются месяцы. А я все продолжаю ждать и надеяться, что кто-нибудь однажды забредет ко мне на третий этаж в мою городскую квартиру и расскажет о последних днях и часах Василия Твардовского. О последних днях и часах его на курганской земле... А может, и письмо опять придет с далекой Смоленщины, а там — о нем, о Василии, о брате, единокровном брате великого русского поэта Александра Твардовского. И я сразу же отвечу на это письмо, — и опять, и опять зажжется свеча. Да, свеча нашей памяти и любви. И тогда не так одиноко станет тому большому тополю на Смоленщине, ведь тополь тот возник из веточки с курганского дерева, а деревья, как люди, — они тоже тянутся навстречу друг к другу...

Курган

Константин Гердов К ОСТРОВСКОМУ – ЗА ПРАВДОЙ

Посетить черноморский городок. Посетить зиму, посетить холод, ненастье.

Посетить литературно-мемориальный музей Н.А. Островского.

Музей чист, прибран, в паркете, в высоком потолке, в люстрах. Видно, что дом-музей содержится с любовью.

Дом чуть на горе — среди вечнозеленой растительности. Дом в глицинии.

Спросить у экскурсовода, спросить в наступающий рано вечерок, спросить в полутемную от освещенности комнату:

Спросить, как всегда провокационно, чтобы узнать рефлекс, узнать отдачу, узнать интуицию:

— России вернули гимн СССР. Взяли на вооружение в Россию красный флаг для армии. Ваш музей вышел из советской власти. Оттуда основан, живет из тех времен легендарных, живет из романтики. И Николай Островский живет из тех времен. В связи с такими обнадеживающими событиями последних месяцев для истории государства, для будущих книг Островского, — больше людей стало приходить в музей?

— Чаще всего приходят, как ни странно, чеченцы, афганцы — воины.

— А зачем они приходят?

— Приходят к Островскому — за мужеством.

— И это мужество, конечно, наднационально, всемирно, всеобще.

— Конечно, мужество идет как флагман, как амбразура, как дот. Чеченцы воюют с Россией, определенная часть. А приходят учиться мужеству к России, к ее великим сынам. Как это знаменательно и мощно. И как от этого скапливаются слезы весны, как слезы ручьистые.