Газета "Своими Именами" №1-2 от 01.01.2013

За что, допустим, Станислав Куняев так ненавидит Горького, что как только получил Горьковскую премию и пришёл главным в «Наш современник», то первым делом вслед за Ф. Бурлацким в «Литгазете» смахнул портрет Горького с обложки журнала, где он стоял лет тридцать, -  за что? Именно за веру в человека. Он легко, даже охотно верит, например, Солженицыну, что строительство Беломоро-Балтийского канала было подобием Освенцима. Ну хоть бы задумался, как в таком случае могли туда послать на экскурсию аж 120 писателей?

А сколько гневных слов, бултыхаясь всё в той же «слезинке ребёнка», брошено Горькому за его девиз «Если враг не сдаётся – его уничтожают». А как вы думали, жирные коты демократии? Ведь речь-то не об оппонентах в дискуссии, не о соперниках в спорте, а о врагах. Когда в ноябре 1942 года немцев окружили под Сталинградом, генералы Рокоссовский и Воронов направили им ультиматум, предложили сдаться, гарантируя жизнь, медицинскую помощь, питание и возвращение после войны на родину. Они отказались. И что? Началось уничтожение. И когда от 300 тысяч пришедших в город осталось только 100, фельдмаршал Паулюс 2 февраля выбросил белый флаг, отдал приказ прекратить сопротивление и сложить оружие.

Когда в начале апреля 1945 года предстояло штурмовать Кенигсберг, маршал Василевский тоже предложил немцам сдаться, и они опять отказались. И что? Началось уничтожение. И через три дня, 9 апреля, загубив ещё 42 тысячи душ, генерал Отто Лаш во главе 92 тысяч солдат и офицеров капитулировал. К слову сказать, по приказанию Гитлера его за это приговорили заочно к смертной казни, семью арестовали, а детям изменили фамилию. У нас в плену генерала приговорили к 25 годам заключения, но уже в 1955-м освободили как неамнистированного преступника и отправили в Западную Германию, где он прожил почти до восьмидесяти лет, словно за счёт тех бессмысленно погубленных им 42-х тысяч.

Если обратиться к советскому искусству, то помянутую тенденцию малевания ужасов и живописания мерзостей можно видеть, например, в «Конармии» Бабеля (1926). Вот один эпизодик. В занятой Первой конной армией деревне изнасилована женщина. Увы, во время войн это бывает. Но насильников не один, двое. Что ж, случается, и в «Тихом Доне» есть такой эпизод в Прибалтике, да там и не двое, а, кажется, целый взвод. Но тут не просто два солдата, а отец и сын. Уж это более мерзко, чем взвод. А пострадавшая-то не какая-то женщина, а старуха. Это что ж, отец и сын – оба геронтофилы? А старуха-то не какая-нибудь, а – сифилитичка. Ну можно поверить такому нагнетанию гадостей! И это ещё не всё. Насильники приезжают с сифилисом домой, и отец хочет подвалиться к жене. Сын негодует: «Не тронь! Она чистая». Начинается дикая ссора, драка...

Критик В. Ковский пишет: «Конармия» - одна из самых откровенных и беспощадных книг о русской революции и Гражданской войне в мировой литературе XX века». И присовокупляет: «По признанию (!) В. Шкловского, «вряд ли сейчас у нас кто-нибудь пишет лучше». Ну и, естественно, книгу перевели на многие иностранные языки и «уже в 1930 г. Бабель был одним из самых читаемых за рубежом советских прозаиков. Крайне (тут края нет. - В.Б.) лестно отзывались о нём даже (?) критики русской эмиграции». Ещё бы! Адамович, например. Запомните это: одна из самых-самых в мировой литературе ХХ века.

Но С.М. Буденный, создатель и командующий Первой конной, обвинил книгу в клевете на своих бойцов, которые и сами возмущались книгой. Ну кто лучше знал этих бойцов – командировочный журналист или тот, кто прошел с ними весь путь? Впрочем, критика Будённого не помешала Бабелю за несколько лет десять раз переиздать свою «Конармию». 

А вот уже наши дни. Тот самый роман «Штрафбат». Там красноармейцы не просто разят врагов, но ещё и выдавливают глаза. Или такой сюжетец. Немцы квартируют в какой-то захваченной нашей деревне. К одной молодой колхознице повадился ходить некий Курт. И она принимает его безо всякого сопротивления, без малейшего несогласия, без тишайшего ропота. Ну допустим. Но она же вдова, у неё мужа убили эти немцы. А она принимает. Мало того, у неё на глазах немцы убили её сына-подростка. А она принимает. Мало того, её малолетняя дочка, у которой немцы убили брата, радуется, когда является Курт, он каждый раз приносит конфетку... Это страшнее бабелевского рассказа о старухе-сифилитичке. И чем грязнее люди и даже их внешний вид, чем омерзительней ситуация, чем низменней человек, тем, дескать, ближе к правде, - так считают творцы этого склада.