Газета "Своими Именами" №32 от 07.08.2012

И прими же во внимание, если говорить, допустим, о Шолохове, что у него погибла под бомбёжкой мать Анастасия Даниловна, сам он попал в авиационную катастрофу, долго лечился - такие дела не способствуют творческой активности. Где ему, романисту, угнаться было за Эренбургом с его огромным газетным опытом! А по таланту, литературной значимости, весомости Илья Григорьевич, при всей его монументальности, конечно, не в первом ряду русской литературы. Он и сам иронизировал: «Это было в пору, когда романы Эренбурга считались художественной литературой...»

* * *

Вот передо мной три книги за двадцать лет: «Газета завтра выходит» правдиста Семёна Гершберга (М. 1966), «Военная печать в годы войны» Н. Попова и Н. Горохова (М. 1981) и упоминавшийся коллективный сборник «Музы вели бой» (М. 1985). Все они посвящены одной теме, обозначенной в заглавии последней из них. В книгах говорится о многих военных журналистах. Вот, например, даже и фотография Бориса Галантера, с которым я вместе работал в «Литгазете», а рядом – неведомые мне Владимир Верховский и Путин по имени Арон, что несколько озадачивает и наводит на раздумье.

И во всех этих книгах Эренбург представлен самым достойным образом – и его собственными текстами, и фотографиями, и похвалами ему. Да ещё какими! Вот вспоминает маршал Баграмян: «С Ильёй Григорьевичем я познакомился в июле 43-го года... Мне, конечно, было хорошо известно имя талантливого писателя. Газеты с его статьями являлись в ту пору лучшим агитационным материалом, зачитывались до дыр. Перо Эренбурга поистине было действеннее автомата». И вот он явился в штаб 11-й гвардейской армии, которой командовал Баграмян. Обо всём поговорили, всё выяснили. А потом генерал «налил по рюмке коньяка, который принёс ординарец.

- За победу! - приподнял рюмку Эренбург.

Выпив, Илья Григорьевич стал рассматривать этикетку на бутылке.

- Французский, - словно про себя заметил он», знаток данной проблемы.

Ведь скорей всего, Сарнов на это скажет: «А почему Баграмян не предложил второй тост за Единстенного? Какой антисемитизм!»

Посещал Эренбург и других генералов. Под Москвой – Говорова и Власова, под Сухиничами – Рокоссовского, позже – Малиновского...

А были похвалы Эренбургу и повыше маршальских, причём не после, а во время войны. Сам Михаил Иванович Калинин, говоря по-нынешнему, президент страны говорил: «Эренбург ведёт рукопашный бой с немцами, он бьёт направо и налево. Это горячая атака, он бьёт немцев тем предметом, который попался под руку: стреляет из винтовки, бьёт прикладом, бьёт куда попало. И в этом главная военная заслуга автора».

Я не знаю другого писателя, которого так хвалил бы президент. А псаломщику всё мало! У него, конечно, опять могут быть претензии: «Да как ни стыдно было умолчать, что ведь речь шла о Первом?»

И дальше: «Эренбург должен был изо дня в день учить науке ненависти». Да, но именно это с не меньшим успехом делали и другие. Толстой написал статью, которая так и была озаглавлена - «Я призываю к ненависти», Шолохов – рассказ «Наука ненависти», Светлов – о том же:

Я не дам мою родину вывезти

За простор чужеземных морей.

Я стреляю. И нет справедливости

Справедливее пули моей!

«Эренбургу надо было мальчикам (?) и девочкам (?) внушать: убей немца!» Какие мальчики, какие девочки? Что за детский сад? На фронте были солдаты. И им уж никак не с меньшей силой внушал то же самое, скажем, Симонов:

Так убей же хоть одного,

Так убей же его скорей, -

Сколько раз увидишь его,

Столько раз его и убей!