Газета Завтра 19 (1171 2016)

Отец — Минеев Михаил Петрович, по первой профессии — заслуженный артист республики, один из ведущих актёров русского театра. По второй — художник. В своё время он учился в Академии художеств (где и познакомился с мамой) и, хотя потом перевёлся в театральную студию, своё первое "увлечение" не оставлял никогда. Он не только писал картины, но и считался прекрасным оформителем выставок и новогодних ёлок, долгие годы сотрудничал с различными газетами, для которых рисовал заставки, помещал в них юмористические рисунки и шаржи на известных людей. Но главным его умением всегда была ретушь. Если помните, в 50-е—60-е годы прошлого столетия были очень популярны портреты, выполняемые ретушёрами. Они были практически во всех домах и обычно посвящались ушедшим из жизни родственникам, погибшим на войне солдатам. Заказы на эти портреты собирали агенты (обычно фотографы-кустари), которые для этого ездили по всем городкам и сёлам. Они переснимали старые, зачастую в ужасном состоянии фотографии на фотобумагу и приносили их ретушёрам. Отцу, как правило, доставались самые сложновыполнимые работы, самые дорогие.

Мама — Самарина Надежда Тимофеевна — заслуженный деятель культуры, главный художник производственного цеха Министерства культуры. С отличием окончив Академию, она сразу стала известным художником, во время войны выполняла государственные заказы (расписывала отправляемые на фронт так называемые "сталинские вагоны"), оформляла театральные постановки, работала на киностудии "Грузия-фильм" (рисовала мульт­фильмы), сотрудничала с Худфондом (где они с отцом расписывали знамёна с портретами руководителей страны). На её персональной выставке знаменитый Ладо Гудиашвили назвал её лучшей художницей Грузии (о чём с некоторой обидой потом нередко напоминали ей коллеги).

Теперь можно продолжить рассказ.

— И что за заказ? — спросил я.

— Да вот, в Кремле решили, что необходимо и настало время воссоздать максимально реалистичный образ Ленина. Что все имеющиеся фотографии и картины ему не совсем соответствуют. Из сотен фотографий выбрали одну. Вот её нарисовать нам и заказали.

— Подожди, — удивился я. — А почему нам? В Москве что, нет художников?

— Есть. Но начальник, который недавно ушёл, уж не знаю его звания, сказал, что в Москве четверо художников писали этот портрет. Всё было забраковано. Больно комиссия строгая. А Тбилиси считается вторым культурным центром, вот и привезли фотографию сюда. Здесь тоже двое работали. Опять забраковали. Тут один сотрудник министерства культуры вдруг вспомнил, что есть какой-то актёр, который хорошо ретуширует портреты. Вот нам и принесли заказ.

— А кто рисовал? Ведь ты и мама всех знаете.

— Скрывают. Обременены этикой.

— А сколько хотят заплатить? — меркантильно спросил я.

Отец с укоризной посмотрел на меня.

— Сын, такие портреты не оцениваются деньгами. Они оцениваются качеством выполнения. Пора бы уж знать. И потом. Они особенно и не спрашивали согласия. Просто сказали, что есть ответственный государственный заказ, который поручено выполнить нам. И так быстро всё организовали — меня на две недели освободили от всех репетиций и спектаклей, а маму с работы. Ладно, мой руки и садись обедать.

Но мне стало интересно, что же это за портрет собираются рисовать родители. С какой фотографии.

Я вернулся в спальню. Мужчина так же неподвижно и безучастно продолжал сидеть на своём месте. Я обратился к нему.

— Можно я посмотрю?

Он окинул меня холодным взглядом, замер на несколько секунд, как бы раздумывая, а потом коротко кивнул.

Я подошёл к мольберту. На нём уже стоял большой лист фотобумаги, прикреплённый к некоей твердой основе. К левому верхнему его углу металлической прищепкой была прикреплена фотография: горизонтальная, стандартного размера — видимо, 9 на 12. По времени — около 1920 года. Вся в нечётких разводах, выцветшая, грязного бледно-жёлтого цвета. На ней был Ленин, сидящий за столом, положивший на него руки с локтями и слегка подавшийся вперёд. Размер его лица не превышал полутора сантиметров. Я взял с мольберта лупу 7-кратного увеличения и приблизил её к лицу вождя. Черты лица были местами чёткими, местами смазанными, хотя и видными. Перевёл взгляд на лист фотобумаги. Он был практически чист. Угадывались лишь смутные очертания увеличенного облика.

Стоит сказать, что по тем временам это был единственно возможный способ увеличения изображения — сфотографировать снимок, а потом с пленки через увеличитель перенести это изображение на фотобумагу. И это всё. Теперь представьте, что лицо размером в полтора сантиметра с бледного носителя увеличивается в сотни раз! Что будет видно? Надо сказать, что закреплённая фотобумага была размером сантиметров 80-90 по вертикали на 70-80 по горизонтали. При этом лицо должно было занимать большую часть, а остальное — лишь костюм по грудь.

Чтобы читатель нагляднее мог представить себе работу ретушёра, стоит немного подробнее рассказать о технике ретуши.