Читаем Газета Завтра 20 (1172 2016) полностью

"Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись…" — эти слова викторианского гения Редьярда Киплинга знают все — даже те, кто не в курсе, о чём и зачем они были сказаны. Певец колониального разбоя, искренний и чистый в своём порыве "нести бремя белого человека", — таков Киплинг. Удивительные повороты судеб: для нас, советских детей, он стал добрым сказочником, подарившим миру Маугли и Рикки-Тикки-Тави. Вообще, рассматривать мораль прошлых столетий сквозь призму современного восприятия — дело неблагодарное и откровенно глупое. В XIX веке брезгливое отношение к покорённым туземцам считалось нормой, пресловутое "бремя белых" пытались оспаривать очень немногие, приводя в качестве довода библейский принцип — мол, для Создателя нет ни эллина, ни иудея, ни островитянина в юбочке из пальмовых листьев, ни лорда с бутоньеркой, ибо все равны… O tempora! O mores! Мы же видим умиротворённый, уютный портрет, Киплинг запечатлён в рабочей обстановке, среди атрибутов писательского вдохновения: тут и курительная трубка, и маленький глобус, и многажды читанные книги.

Вот образчик совсем иного сорта — роскошная и падшая Эмма Гамильтон, историю которой мы хорошо знаем по старому фильму. Образ, вошедший в сознание через феерию "трофейной ленты": люди старшего поколения вспоминают саму энергетику тех послевоенных кинотеатров, где крутили нездешнюю картину с Вивьен Ли. История восхождения хорошенькой натурщицы и скандально памятной куртизанки — всё это чересчур типично для "галантного столетия", дабы излагать подробности. Эмма Гамильтон вращалась среди первых лиц Европы, а потом оказалась на самом дне общества. Фортуна любит шутить. Англия XVIII века отнюдь не славилась чопорностью и строгостью нравов. По большому счёту, закручивание гаек и превращение джентльмена в застывшее изваяние, лишённое эмоций, началось при матушке-Виктории. Ей-то мы и обязаны понятием "британская сдержанность". Вирджиния Вульф в своём "Орландо" писала, что даже климат в ту пору изменился к худшему, а по стенам пополз унылый плющ… Впрочем, викторианство было сколь ханжеским, столь и пышным, а широченные кринолины, вздыбленные турнюры и дивные шляпки до сих пор изумляют своей помпезностью. Выставку венчает громадное полотно, изображающее Викторию в торжественной обстановке. Экспозиция не ограничена перечисленными портретами — вы сможете увидеть и Ньютона, и Байрона, и Оливера Кромвеля, и всех тех, кто хорошо известен ещё из школьной программы. Кроме того, многие картины созданы великими мастерами: Ромни, Гейнсборо, Рейнольдсом, что само по себе — праздник.

Илл. Филип Бёрн‑Джонс. Портрет Редьярда Киплинга. 1899 г


Задело!


Задело!

Елена Сапрыкина

Москва Общество

Мы уже начинаем привыкать к тому, что некомпетентность и головотяпство сегодня царствуют и в обществе, и на производстве, а порой и во властных структурах. Но всё же иной раз ужас охватывает от того безразличия к нашим святыням, которое демонстрируют чиновники, призванные радеть об Отечестве.

Я вышла на улицу утром 7 мая. Близился День Победы. Отрадно было видеть цветущий мир природы, яркие краски города… Обратила внимание на группу людей в оранжевых форменных жилетах с флагами в руках и лестницей. Они несли эти флаги, чтобы украсить наши дома к празднику. Просто лубочная майская картина!

И вдруг на углу соседнего дома я замечаю уже водружённый флаг с весьма странным символом. Что тут странного, я поняла не сразу, так как ветер был сильным и буквально рвал изображение. Когда же я поняла, у меня всё внутри похолодело. Георгий Победоносец, побивающий змия, был, словно специально, перевёрнут. Да-да, конь и сам русский святой изображены головой вниз, а над ними, получается, сверху — тот самый змий, тот самый "гад".

Я побежала догонять горе-мастеров, развешивающих флаги. Когда они остановились на мой зов, то просто пожали плечами, словно не поняли, о чём я. Если вы думаете, что они по-русски не понимали — я вас разочарую, ибо обратилась я именно к русскому дворнику, который показался мне неплохим парнем. Но он не только промолчал в ответ, но и сделал недоумённое лицо, только что у виска пальцем не покрутил.

Тогда я, понимая, что сама не смогу предотвратить кощунство и снять флаг с перевёрнутым гербом Москвы с флагштока, обратилась к участковому полицейскому, который по стечению обстоятельств находился рядом, а именно — смотрел за порядком у местной часовни, где шла служба. Разъяснив суть дела, я упирала на то, что иконы — это всё-таки святое, что герб Москвы — не просто изображение, но имеет священный смысл для каждого русского человека. Полицейский покачал головой в знак согласия, но… выйдя на улицу спустя шесть часов после разговора с ним, я увидела того же самого развивающегося змия над Георгием Победоносцем, поникшим головой вниз.

Перейти на страницу:

Все книги серии Завтра (газета)

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука