Газета Завтра 21 (1173 2016)

Будем надеяться, что из военного писателя он перейдёт вместе с мирной жизнью в другой разряд литераторов. Пора обратить на него внимание и нашим ведущим издательствам, хотя, думаю, либералам засевшим в наших СМИ, его проза будет не угодна, чересчур скандальна, не та трактовка войны. Впрочем, либералы могли бы и сами отправиться в Израиль и повоевать в израильской армии, может, и на них нашло бы прозрение? Пришло бы понимание того, как жить десятилетиями в обстановке непрекращающейся войны и не падать духом.

Закончу свои заметки о яркой и самобытной прозе Влада Ривлина вновь отрывком из его собственных размышлений о прожитых годах: "С первых дней своего пребывания в Израиле я был поражён силой ненависти к нам, царившей в израильском обществе. Навсегда мне запомнилось, с каким презрением и злорадством произносились здесь слова "Русия" и "русим".

А ведь сколько было говорено об антисемитизме до отъезда! "Здесь нас будут ненавидеть всегда, а вот в Израиле…" В Союзе мне приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма, но так, как в Израиле, меня ещё нигде не ненавидели! Помню, как в раввинате молодой раввин в течение часа с пристрастием иезуита допрашивал меня, пытаясь выявить обман в моих ответах и добыть доказательства моего нееврейства: "Кто может подтвердить твоё еврейство? Как звали твою бабушку со стороны матери? Что написано на могиле твоей прабабушки?"…

Лично мне помогли выжить образование и опыт работы, полученные в СССР, где меня учили не только специальности. В первую очередь меня учили самостоятельно мыслить, развивали во мне критическое чутьё, готовили из меня учёного, а не ремесленника…

Мне очень повезло в том, что я учился в СССР. Таких учителей, как в Союзе, которые вкладывали в свой труд не только собственное время и опыт, но и душу, я, увы, в Израиле не встречал. Новая действительность стала для меня толчком к переосмыслению моих взглядов на жизнь. Особую роль в этом сыграла работа с палестинскими арабами…

И хотя за время своей жизни в Израиле я полюбил мудрость древнего иврита, самобытную ивритскую культуру — уникальное явление, оставшееся, к сожалению, не замеченным даже многими из самих уроженцев страны, не устаю восхищаться удивительной природой и историей этой древней земли, и многие события в повседневной жизни я воспринимаю неравнодушно, либо с радостью, либо с досадой, выражая своё возмущение или одобрение, потому что это уже моё, — тем не менее я не намерен отказываться от того, чему меня учили и воспитывали во мне с детства.

Поэтому я осознаю себя не просто евреем, а советским евреем — потомком тех, кто строил и защищал великую страну — Советский Союз. Причём сначала советским, а потом уже евреем.

В общем, действительность всё расставила по своим местам".

Вещь как смысл

Вещь как смысл

Галина Иванкина

Салон дизайн Культура Общество

выставка «Визуальный и промышленный дизайн в Германии 1920-х — начала 1930-х годов»

"Время —

вещь

необычайно длинная".

Владимир Маяковский

…На волне Перестройки сделалось модным сравнивать творческие искания предвоенного СССР с художествами нацистской Германии. Наглость захлёстывала, переливаясь через край: ангажированные писаки и борзые гуманитарии наперебой доказывали, что советская эстетическая программа ничем не отличалась от гитлеровской. Появился штамп "тоталитарное искусство" — этим тавром отмечали всё и вся: картины, фильмы и даже барочные вазоны ВДНХ. Любое упоминание о культе спорта в СССР влекло за собой непременное упоминание о фильме Лени Рифеншталь "Олимпия", а гитлеровское почитание Фридриха Великого тут же соотносилось со сталинским культом Ивана Грозного и Петра Великого. Всякое лыко — в строку. Сколько-нибудь грамотный человек и тогда мог увидеть, что общего куда меньше, чем отличий, а пресловутый культ тела в 1930-х годах царил во всех странах мира, а не только в СССР и Германии. Помнится, на скандальную выставку "Москва — Берлин" 1996 года многие ломились исключительно за тем, чтобы сличить их атлетов-солдат-пейзан с нашими и приравнять шпееровские пилястры — к иофановским. Зрители пожимали плечами: ни темы, ни стили, ни сам дух не совпадают, а пилястры — они и на Марсе всего лишь пилястры. Однако в истории русского и немецкого искусства всё же был один период, когда мы шагали в едином направлении. Это 1920-е и начало 1930-х годов; тот, кто добросовестно изучил все экспонаты "Москва — Берлин" (а не бежал в залы "тоталитарных диктатур"), должен это помнить. Эра динамичной революционности и рациональной осмысленности. Любимые слова 1920-х — начала 1930-х годов: машина и вещь.

Итак, в рамках "Фотобиеннале-2016" Мультимедиа-Арт Музей представляет выставку классика немецкой промышленной и коммерческой фотографии 1920-1930-х годов Хайна Горни из собрания Фонда Collection Regard. Официальное название экспозиции — "Новая вещественность и индустрия. Визуальный и промышленный дизайн в Германии 1920-х — 1930-х годов". Кураторы: Антонио Панетта, Франсуа Эбель.